Тайну прошепчет лавина

– Выпустите меня, – тонким, показавшимся ей самой противным голосом, сказала Патриция. – Вы ошиблись, я не буду с вами спать.

– Не бу-у-дешь? – удивленно протянул он. – А пришла тогда зачем. Я терпеть не могу ломак, так что давай, сворачивай эту пластинку. Смотрю, не хочешь по-хорошему? Ладно, но предупреждаю, что сопротивление меня еще больше заводит.

Он вскочил с дивана, снял ботинки и штаны, которые до этого болтались у него в районе коленей, скинул рубашку, и теперь стоял перед Патрицией совершенно голый, если не считать носков. Надо признать, что сложен он был довольно недурно, особенно для мужчины под шестьдесят, и с потенцией у него проблем точно не было, что сейчас Патрицию совершенно не радовало.

Расставив руки, он двинулся на нее, словно в игре в прятки, она отскочила, обежала вокруг, чтобы оказаться за его спиной, начала пятиться, пока не почувствовала бедрами стоящий сзади столик, нащупала бутылку шампанского, схватила, обхватив горлышко. Бутылочное стекло легко между пальцами удобно, словно оружие.

«Если я ударю его по голове, то могу убить», – мелькнуло в сознании, и Патриция снова предприняла попытку убежать, потому что он надвигался на нее, неминуемый, словно ночной кошмар.

В результате очередного маневра Патриция оказалась загнанной в угол между окном и стоящим в комнате большим шкафом. В отчаянии она с размаху ударила бутылкой по каменному подоконнику, в этом офисе на отделке помещений не экономили, раздался звук битого стекла, по ногам потекла шипящая жидкость.

Видит бог, «Дом Периньон» заслуживал лучшей участи, Патриция думала об этом, понимая всю несвоевременность таких глупых мыслей. В следующий момент сильные волосатые руки оторвали ее от пола, посадили на подоконник, задрали юбку, разорвали тонкую ткань колготок. Так вот что имела в виду секретарша, когда говорила, что в нижнем ящике ее стола лежат запасные.

Ее колени были безжалостно разведены, и теперь он стоял между ними, не давая Патриции сдвинуть ноги, копошился деловито, готовясь окончательно победить, взять в плен, застолбить право завоевателя. От нетерпения и нечеловеческого возбуждения шеф стонал, словно все происходящее уже сейчас доставляло ему наслаждение, к которому он так стремился. Патриция понимала, что еще мгновение – и все будет кончено, и тогда она ударила, с размаху всадила ему в низ живота розочку из разбитой бутылки. Видит бог, «Дом Периньон» заслуживал лучшей участи.

Он закричал, хрипло, надсадно. Изумление, звучавшее в этом крике, очень быстро сменилось болью и ужасом. Теперь по ногам Патриции текло что-то горячее, совсем не похожее на шампанское. Отвратительный зверь, живущий внутри Патриции Леман, зверь, о существовании которого она до этого вечера не знала, стоял, оскалившись, ощетинившись, словно снова готовый к прыжку. Патриция выдернула розочку из навалившегося на нее кричавшего тела и ударила снова. И еще, и еще. Боже мой, сколько крови.

От тюрьмы ее спасло то, что этот подонок выжил. А еще очень хороший адвокат, которого помогли нанять друзья. Для того чтобы оплатить его услуги, пришлось продать оставшуюся от бабушки в наследство квартиру, но, кажется, свобода того стоила. Ее спасло то, что в офисе были камеры, и адвокат сумел правдами и неправдами достать запись, доказывающую, что его подзащитная Патриция Леман оборонялась от насильника и много раз просила его остановиться. Ее спасло, что шеф не стал писать заявление, не потому что не хотел наказать, а потому что судебный процесс грозил его репутации.

Ее спасло то, что в психиатрической больнице, в которой она оказалась, ее лечили платно и на щадящем режиме. Ей повезло не сесть в тюрьму и не стать овощем, но выписавшись из больницы, где она провела три месяца, Патриция еще полгода не могла заставить себя выйти из родительской квартиры. Той самой, куда ее из жалости пустил пожить брат. После смерти родителей они не общались, но оставить ее на улице он все-таки не мог и сухо разрешил зализать раны, предупредив, что квартира понадобится ему через полгода. Эти шесть месяцев она провела, лежа на диване, лицом к стене. Вставая только для того, чтобы сходить в туалет и затолкать в себя хоть что-то из той еды, что раз в три дня приносила подруга Люська.

Кроме Люськи, у нее никого не было, потому что остальные друзья куда-то рассосались, а муж развелся с ней в первый же месяц, когда Патриция лежала в больнице. То, что у них не было детей, сделало развод пустой формальностью.

До суда не дошло, но история каким-то непостижимым образом получила огласку, а потому, когда пришло время все-таки встать с дивана, съехать с квартиры и начать жизнь заново, брать эту психическую на работу никто не спешил. Исключение составил лишь ее нынешний начальник – успешный, спокойный, немногословный, ничего не боящийся и точно ничем ей не угрожающий. Этот пункт он при найме на работу проговорил особо. Патриция работала на этого человека уже два года, и ни разу он не сократил дистанцию между ними меньше чем на метр. И ни разу к ней не прикоснулся, даже к руке, даже случайно.