И тут он начал с жадностью расспрашивать, правда ли, что во время войны турки убивают своих пленников самым жестоким образом и не является ли это серьезнейшим нарушением международного права. Профессор сообщил, что чем дальше к Азии, тем хуже дело обстоит с международным правом и уже даже в Константинополе попадаются упрямцы, не желающие признавать естественного права. Что же касается убийства пленных, то оно, как и вообще война, трудно поддаётся правовому истолкованию, такая попытка, наверное, стоила много крови старому Гуго Гротиусу, когда он писал маленькую карманную книжечку под названием "О праве во время войны и мира". Поэтому здесь трудно говорить о том, что справедливо, скорее, о том, что полезно и красиво. Конечно, некрасиво избавляться таким образом от беззащитных пленных, но часто это полезно. Впрочем, даже этой пользой турки пренебрегают в новейшие времена, с расточительной щедростью они великодушно прощают пленников, довольствуясь лишь отрезанными ушами. Однако бывают случаи, когда не только обе стороны убивают пленных друг друга, но применяют методы такой звериной жестокости, какую может придумать только самый изобретательный варвар. Такое, например, наверняка произошло бы, если бы грекам когда-нибудь пришло в голову силой сбросить иго, под которым они изнывают. И ту профессор, хвастаясь своими историческими знаниями, принялся во всех деталях описывать пытки, существующие на Востоке. Он начал с малого – отрезания ушей и носа, бегло затронул вырывание и выжигание глаз, подробно рассказал о разных способах прокалывать копьём, с похвалой отозвался о гуманном Чингисхане, по приказу которого людей привязывали между двух досок и затем распиливали вместе с ними, и хотел как раз переходить к поджариванию и кипячению в масле, как вдруг к его большому удивлению барон Теодор фон С. В два прыжка оказался у двери и был таков.
Среди бумаг, которые переслал мне барон Ахатиус фон Ф., есть маленькая записка, где рукой барона Теодора фон С. Начертаны следующие слова:
"О небесное, прекрасное, волшебное создание! Каких смертельных мук, каких мук ада я, победоносный герой, не согласился бы вынести ради тебя! Нет, ты должна быть моей, пусть за это мне будет уготован страшный конец! О природа, прекрасная, жестокая природа, почему не только мой дух, но и тело моё ты создала таким чувствительным, что каждый блошиный укус доставляет мне боль! Почему, ах, почему я не могу видеть крови, чтобы тотчас не упасть в обморок, и меньше всего своей собственной!"
Второй листок
Здесь помещаются отдельные замечания о поведении и действиях барона Теодора фон С., записанные кем-то, внимательно наблюдавшим его, и предназначенные, видимо, для передачи Шнюспельпольду. Почерк чужеродный и часто трудно поддаётся расшифровке. Установив некоторую взаимосвязь, можно сообщить следующее: