Тайны

Хотя я достаточно побранил вас, милостивый государь, за ваш проступок, совершенный если и не с дурной целью, то все же легкомысленно, я прибавлю, однако, в конце уверения, что я составляю полную противоположность вам, а именно, что я человек рассудительный, великодушный, обдумывающий ранее, чем действовать. Теперь вы можете быть спокойны, что я не стану вам мстить, тем более что в моем распоряжении нет никаких средств для мести. Если бы я был рецензентом, я бы отчаянно разбранил ваши произведения и так ясно доказал бы публике полное отсутствие в вас каких-либо свойств хорошего писателя, что никто не захотел бы вас читать и ни одно ваше произведение не находило бы более себе издателя. Но для этого мне пришлось бы прочесть ваши произведения, от чего меня Боже упаси, так как они, очевидно, лишь пустые фантазии, исполненные самой грубой лжи. Сверх того, я не знаю, откуда моя кроткая, чисто голубиная душа может почерпнуть достаточное количество желчи, необходимое для каждого настоящего рецензента… Если бы я был, как вы в том хотите уверить публику, действительно чем-то вроде мага, то, конечно, я мог бы отомстить вам иначе. А потому — дарую вам полное прощение и забвение всех объявленных вами нелепостей обо мне и об опекаемой мною княжне. Но если вы осмелитесь в следующем выпуске «Карманного альманаха» обмолвиться хоть словечком о том, что далее было между нами и бароном Теодором фон С., то я твердо решился, так как я теперь могу быть там, где хочу, тотчас же вселиться в маленькую, одетую в испанский костюм куколку, стоящую на вашем письменном столе, и, если вы вздумаете писать, я не дам вам ни минуты покоя. Я прыгну вам на плечо и примусь свистеть и пищать вам в уши, так что вы не в состоянии будете справиться ни с одной наипростейшей мыслью. Затем я вскочу в чернильницу и обрызгаю готовую рукопись, так что самый опытный наборщик не в состоянии будет ее разобрать. Потом я расщеплю все аппетитно очиненные перья и сброшу со стола перочинный ножик в тот самый миг, как вы протянете к нему руку, с такой силой, что у него отскочит клинок; затем я перепутаю ваши бумаги, расположу листочки с написанными на них заметками по пути струи воздуха так, что едва отворят двери, они закружатся в потоке ветра; затем я перелистаю раскрытые на определенных страницах книги и выдерну положенные в них закладки; наконец, я выдерну из-под вашей руки в то время, как вы пишете, бумагу, так что грязная клякса испортит рукопись; потом, когда вы захотите пить, я опрокину стакан и залью вашу рукопись потоком воды, и ваши водянистые мысли возвратятся к стихии, которой они принадлежат… Достаточно сказать, что я употреблю в ход всю мою мудрость, чтобы, обратясь в куколку, порядком вас измучить, и тогда посмотрим, удастся ли вам написать еще сумасбродную вещь вроде той, какую вы только что написали… Как сказано, я только тихий, добродушный, миролюбивый канцелярский заседатель, которому чуждо всякое дьявольское искусство, но вы знаете, милостивый государь, когда маленькие, с горбами на спине люди с длинными носами доведены до гнева, не может быть и речи о пощаде. Примите мое предостережение к сведению и оставьте всякое помышление об альманахе, иначе попадете в когти дьявола и его козней.

Из всего этого, милостивый государь, вы можете видеть, как хорошо знаю я вас, гораздо лучше, чем вы меня. Ближайшее наше знакомство не может быть приятно для нас обоих, почему нам всего лучше старательно избегать друг друга. Я уже с этой целью принял все меры, чтобы вы никогда не могли узнать настоящего моего местопребывания… Adieu pour jamais![1]

Еще слово!.. Не правда ли, вас мучит любопытство узнать, при мне или нет мое небесное дитя?.. Ха-ха-ха! Ну конечно, мучит. Но вы не узнаете об этом ни йоты, и это огорчение пусть послужит вам некоторым наказанием за все то, что я потерпел от вас.

С полным почтением, которого вы, милостивый государь, некогда заслуживали, остаюсь

преданный вам

Ириней Шнюспельпольд,

отставной канцелярский заседатель

из Бранденбурга.

Берлин, 25 мая 1821 г.

P.S. A propos… Вероятно, вы знаете или легко можете узнать, где здесь можно найти лучшие дамские наряды. Если вы не откажетесь мне сообщить это, то я между девятью и десятью часами вечера буду ждать вас в моей квартире».

Письмо это было адресовано следующим образом:

«Его высокородию

Господину Э.Т.А.Гофману,

находящемуся в данную минуту

в Тиргартене у Кемпфера».

И действительно, тот, кому было адресовано это письмо и кого мы краткости ради будем обозначать буквами Гфм, получил его как раз в то время, когда садился за стол в так называемой испанской компании, которая собирается каждые четырнадцать дней в Тиргартене у Кемпфера с единственной целью хорошо пообедать по-немецки.