Душман надавил курок, я совершенно отчетливо увидел это, мне показалось даже, что дернулся ствол; но автомат… не выстрелил. Сколько же это продолжалось?.. Потом мне казалось, что я стоял на грани небытия и вечности. А в тот самый миг, когда я понял, что живу и что теперь уж точно буду жить, я выхватил из-под руки свой АК, нажал на спусковой крючок, и помимо моей воли палец словно прирос к нему, автомат трясся в руках, пока в «рожке» от РПК не иссякли все патроны. И только тогда я перевел дух… Наверное, это был шок.
С оружием наготове возник из-за кузова Хайдаров.
— Вы что, товарищ лейтенант?
— Показалось. — А огонь в кузове полыхал уже вовсю, и в следующую секунду, — плащ-палатку, живо!
Но палатка вспыхнула. И вторая, Селявина — тоже. В кузове стояли ящики и… мотоцикл. Он-то и горел, видно, трассер, когда я обстрелял машину из оврага, угодил в бензобак, протек бензин на матрацы и одеяла, лежащие внизу, и они тоже были объяты огнем.
— Снимайте ДШК и ящики, — приказал я, а сам стал быстро собирать оружие у лежащих вокруг «Семурга» мятежников.
Последним, к кому я подошел, был тот, в ком несколько минут назад таилась моя смерть. Я вытащил его из-под машины. Это был молодой бородатый мужчина, одетый в обычную афганскую одежду, поверх которой он был опоясан египетским подсумком, в подсумке плотно друг к другу лежали магазины и гранаты. На поясе на широком ремне висела кобура. Мои пули прошли через подсумок в грудь душмана, пронзили обе его руки. Я машинально отстегнул ремень с кобурой и взял рядом лежащий автомат. Автомат был на взводе. «Почему же он не выстрелил?» — подумал я, чувствуя, как вновь меня охватывает дрожь. Я осмотрел оружие. Внешне оно выглядело нормально, и я не сразу заметил маленькое отверстие на крышке ствольной коробки; отверстие было от 5,45-мм пули: может, я попал, когда стрелял из оврага, а может, кто из ребят при первом обстреле.
«Так вот что спасло мне жизнь», — понял я и словно вновь увидел направленное мне в лицо дуло автомата; меня трясло, как от холода, хотя было тепло и душно.
…Я давно заметил, что люди по-разному ведут себя после боя. Кто курит одну за другой выдаваемые здесь солдатам дешевые сигареты «Памир». Кто пьет без конца воду, выпивая при этом не только свою флягу, но и товарища. Третий начинает рассказывать о своих ощущениях и действиях в бою, подвергая их критическому анализу, или бахвальствует. Кто-то молчит и, уставившись в одну точку, думает о чем-то своем. При этом большое значение имеет то, как завершился бой. Если рота выходила из схватки, имея убитых, то это очень сильно отражалось на поведении солдат: ведь убитые только что были рядом, жили, действовали, что-то говорили, кого-то прикрывали… Да и каждый мог оказаться на их месте…
…Потом там, в чужих горах, под чужим солнцем, я часто вспоминал этот свой бой, видел глаза смерти своей и лица улыбающихся парней в тельняшках на душманской фотографии. И думал: «А вот интересно, убьют меня, умру я, а мир останется таким же, люди такими же, жизнь остановится хотя бы на миг?..»
И вот я выжил, не умер в госпитале от ран, вернулся и узнал, что мир не остался прежним, что люди по-другому теперь смотрят на многие вещи, что войну, на которой я воевал, объявили преступной, что жизнь не задержалась ни на миг и что в чем-то ориентиры сместились, какие-то ценности распылились.
Гибнет все больше советских солдат…
Между тем война в Афганистане продолжалась, и бои принимали все более ожесточенный характер. На середину восьмидесятых годов пришелся самый пик военных действий. Советские войска по-прежнему оставались главной силой в противоборстве с вооруженной оппозицией.
Б. Кармаль рассматривал советское присутствие как средство, под прикрытием которого можно было жить беззаботно, устраивать свои фракционные дела и пользоваться всеми благами от власти. Свои расчеты он строил на том, что советские войска будут бесконечно долго находиться в Афганистане и выполнять функции охраны режима. Он постоянно обращался к руководству Советского Союза с просьбами о проведении боевых операций в различных районах страны, считая военный путь основным в борьбе с мятежниками. Его просьбы удовлетворялись. В итоге наши части, по существу, превратились в решающую силу, обеспечивающую существование республиканской власти.
Именно в этот период были проведены наиболее крупные операции (Панджшер, Кунар, Герат, Пактия, Хост и др.). Особенно тяжелые бои велись против отрядов Ахмад Шаха Масуда в Панджшере и в провинции Кунар.