Обстановка, в которой оказывается военнопленный, унизительна, а для чувствительных людей просто мучительна. Военнопленный теряет не только свободу, но и право на уединение и даже право быть человеком. Использовать затруднительное положение военнопленного с целью получить от него информацию, в результате чего, если информация достаточно точная, создается угроза для жизни его бывших товарищей, довольно подло. Именно так расценивали эти действия некоторые сотрудники английской военно-морской разведки, работавшие с военнопленными. Однако именно те, кто, наиболее ясно представлял себе это, как правило, оказывались среди лучших сотрудников этой службы. Да это и не удивительно. Некоторые военнопленные, чувствуя такое понимание их положения, реагировали соответствующим образом. Конечно, немалое значение здесь имеет и то обстоятельство, насколько правильно организован допрос и как он ведется. Если по обе стороны стола, за которым ведется допрос, существует мнение, что война — не слишком привлекательное занятие и что она накладывает особый отпечаток на поведение людей, то у сотрудника разведки есть все шансы добиться весьма примечательных успехов, которых не достигнешь ни жестокостью, ни промыванием мозгов, ни воздействием на допрашиваемого химическими препаратами, ни применением каких-либо других форм насилия.
Однако необходимо понять, что успех проводящего допрос основывался на работе, в которой он редко или никогда не принимал участия. Об этом мы уже много говорили в предыдущих главах. Так обстояло дело в немецкой секции разведывательного управления ВМС (по работе с военнопленными), которая сосредоточивала у себя любую информацию о противнике, анализировала ее и передавала в обработанном виде лицам, проводившим допрос военнопленных. Из этого же органа поступали вопросы, на которые хотели бы иметь ответы как командиры кораблей и соединений, так и штабы, планировавшие операции. По окончании допроса специалисты этой секции придавали полученным данным форму, в которой они могли быть переданы для использования. Это они представляли начальнику разведывательного управления ВМС рекомендации о рассылке срочной информации и оценивали моральное состояние личного состава флота противника. Так же происходил сбор разведывательной информации среди военнопленных итальянцев и японцев, проводившийся в Египте, на Цейлоне или в Бирме. Успех в конфронтации военнопленного и лица, проводившего допрос, основывался на глубокой теоретической подготовке, а также на тщательно организованной, а иногда и вдохновенной штабной работе. Противник делал все возможное по дисциплинарной линии, путем подробного инструктажа и предупреждений, чтобы подготовить немецких и итальянских моряков на случай, если они попадут в плен. Такой моряк знал свои права, предусмотренные Женевской конвенцией о военнопленных: его учили сообщать только имя, звание, личный номер и дату рождения. Его предостерегали, что любой разговор с товарищами в камере или в другом помещении может быть подслушан и записан противником, а «товарищ» может оказаться осведомителем, подсаженным по решению органов, проводящих допрос. Он знал, что беженцы немецкого происхождения, оказывающие помощь противнику, могут выдавать себя за убежденных нацистов. Ему объясняли, какую угрозу для жизни других немецких и итальянских моряков может представить болтливость или ошибка в поведении. Помимо этого, вплоть до 1943 года он верил, что Германия выиграет войну, а поэтому плен долго не продлится. Последнее, по-видимому, больше всего способствовало тому упрямству, с которым сталкивались лица, проводившие допрос. В некоторых случаях на преодоление такого упрямства уходили многие месяцы терпеливых усилий и настойчивого труда при неизменном разумном отношении к убеждениям того или иного индивидуума.