Тайны английской секретной службы

Веземан — один из самых отвратительных убийц, порожденных нацистским режимом. После первой мировой войны ой занимал должность редактора еженедельной газеты «Берлин ам монтаг», на страницах которой яростно нападал на Гитлера. В 1933 году, когда нацисты пришли к власти, Веземана арестовали. Его друзья ожидали, что с ним случится что-то недоброе, ибо нацистская печать угрожала «уничтожить его, как бешеную собаку», как только Германия станет «Третьим рейхом». Поэтому понятно удивление германских политических эмигрантов, встретивших Веземана в Швейцарии меньше чем через год после ареста живым и невредимым, хотя ходили слухи, что его пытали в концентрационных лагерях, и даже о его смерти. Веземан рассказал фантастическую историю о том, что он якобы бежал из Дахау. Хотя некоторые из его бывших друзей усомнились в том, что он действительно политический эмигрант, но все же приняли его за антифашиста. Веземан начал выпускать в Цюрихе «Ньюс леттер», продолжая нападать на новый германский режим. В то время в Лондоне жил политический эмигрант, выдающийся берлинский издатель Бертольд Якоб, имя которого стояло одним из первых в нацистском списке осужденных. В 1930 году он покинул Германию, так как его жизнь была под угрозой даже при так называемом демократическом режиме республики Гинденбурга. Якоб совершил «неслыханное преступление»: он рассказал читателям своей газеты, что германские милитаристы с молчаливого согласия и с помощью «демократического» рейхсканцлера доктора Брюнинга строят военные самолеты, нарушая тем самым Версальский договор.

Однажды — это было в 1937 году — Якоб, находясь в Лондоне, получил письмо от Веземана, который предлагал ему приехать в Базель, где можно было организовать издательство и начать выпуск еженедельной газеты. Этот орган должен был вести антифашистскую пропаганду. Как писал Веземан, имелась возможность тайно переправлять значительную часть экземпляров этой газеты через Рейн в нацистскую Германию. В Базеле небольшая, но стойкая группа антифашистов нуждалась в политическом руководстве и ждала одобрения со стороны тех немцев-эмигрантов, которые пользовались свободой слова в демократических странах. Якоб ухватился за это предложение и решил поехать в Швейцарию, отказавшись от скромного жалованья переводчика, которое он получал в одном лондонском издательстве. В Базеле Якоба и его жену встретил Веземан. Очевидно, дела у него шли неплохо: он снял для супругов Якоб комфортабельный номер в отеле и водил их по шикарным ресторанам. Когда Якоб спросил Веземана, как он, эмигрант, может позволять себе такую роскошь, тот заявил, что получил средства от влиятельных людей Парижа и Америки, заинтересованных в борьбе с нацизмом.

Несколько дней спустя Веземан пригласил Якоба на конфиденциальную встречу с двумя его друзьями, которые были готовы финансировать это рискованное предприятие. Веземан казался таким прямолинейным и честным, что Якоб, который вот уже семь лет был настороже, помня, что длинная рука гестапо может дотянуться до него даже в изгнании, не думал об опасности. Ведь в конце концов Веземан был таким же политическим эмигрантом и заклятым врагом нацизма, как и он сам. Встреча состоялась в небольшом ресторанчике. Якоба угостили крепкими рейнскими винами, в которые были добавлены наркотики. Он очнулся в большом автомобиле со связанными руками, кандалами на ногах и кляпом во рту. Его похитили!

На следующий день Якоба подвергли обычному «допросу» в гестаповском штабе на улице Принца Альберта в Берлине. Когда я встретил его в Париже после сенсационного освобождения, он показал мне глубокие шрамы — следы перенесенных им ужасных пыток. Гестаповские головорезы буквально покатились со смеху, когда Якоб спросил у них, что случилось с Веземаном. Потрясенный всем происшедшим, он понял, что Веземан предал его, заманив в Базель только для того, чтобы поймать в ловушку.

Вероятно, это дело закончилось бы так же, как многие другие: еще одно «неопознанное» тело было бы брошено в общую могилу или еще один человек прибавился бы к легиону обитателей германских концентрационных лагерей. Но госпожа Якоб не пала духом, а влиятельные люди Швейцарии и всего мира возмутились этим неслыханным преступлением гестапо. Швейцарское правительство выразило протест против наглого нарушения суверенитета Швейцарии и потребовало немедленного освобождения Якоба. Когда Риббентроп заверил министерство иностранных дел Швейцарии в том, что германские власти ничего не знают об этом случае, правительство Швейцарии уведомило его, что дело будет передано в Международный суд в Гааге. Тем временем мировая демократическая печать рассказала всему миру историю похищения, и германское правительство призадумалось. Шесть месяцев спустя немецкая полиция передала швейцарским пограничникам истощенного, старого, больного человека. Это и был Бертольд Якоб.