Читаем Тайны архива графини А. полностью

Тайны архива графини А.

Хочу обратить внимание читателя на то, с какой гордостью об этом пишет моя тетушка. И не мудрено. Ведь в те годы самым восторженным эпитетом для кожи служило слово «алебастр». Мертвенная бледность все еще была в моде, и нужно было обладать недюжинной смелостью, чтобы бросить такой вызов общественному мнению. Но, как вы наверное уже успели заметить, решительности Катеньке Арсаньевой было не занимать.

Умывшись и немного приведя себя в порядок, я по достоинству оценила кулинарные способности Агафьи (так звали хозяйку постоялого двора). А насытившись позвала ее мужа Акима, или как его величала супруга — Акима Ивановича, и тот не заставил себя ждать.

Видимо, давешний дождь испугал большинство путешествующих, и кроме меня — гостей на постоялом дворе в тот вечер не было. И Аким слонялся из угла в угол не зная, чем себя занять. Он был достаточно состоятелен, чтобы не утруждать себя черной работой и держал для нее пару молодых, здоровых работников. Поэтому в отсутствие гостей чувствовал себя не у дел и был чрезвычайно обрадован моим приглашением.

— А что, Аким Иванович, — спросила я его, как только он присел на краешек стула и положил шапку на колени, — давно вы при этом деле?

— Третий год пошел, — охотно ответил Аким, польщенный моим вниманием. — А до того извозом промышляли. Так, почитай, всю Россию повидать пришлось. И в Оренбург то есть, и в Казань, не говоря уж о первопрестольной. Туда, почитай, каждый год всенепременно.

Так слово за слово мне удалось разговорить этого человека, и он поведал мне историю своей жизни. Крепостной, из самой что ни на есть голытьбы, этот невзрачный мужичок за несколько лет умудрился не только выбиться из нищеты, но и подняться почти до уровня купца средней руки. О своих доходах он не говорил, но всем своим видом показывал, что банкротство ему не грозит.

Со своей барыней он теперь был в довольно странных для крепостного отношениях — он давал ей взаймы, и часть долгов прощал в престольные праздники, хотя официально до сих пор считался на оброке. И это приносило ему ни с чем не сравнимое удовлетворение. О своих родственниках он говорил пренебрежительно, как бы стыдясь своего происхождения, одевался не по-мужицки и брил бороду.

Все это было любопытно, однако не затем я ехала в такую даль, чтобы изучать жизнь разбогатевших мужиков. Эту породу я знала достаточно хорошо, у меня самой было несколько таких, и я незаметно постаралась перевести разговор на другую тему:

— А что, наверное, скучновато после извозу на одном-то месте? — спросила я как бы невзначай.

— Поначалу тосковал по цыганской жизни, — осклабился Аким. — Но теперь привыкать стал. Опять же женился прошлым годом… Да и гости скучать не дают. Сколько их за два лета тут перебывало — не сосчитаешь… Чиновники, коммерческие люди… А иной раз и генералы не брезгуют, — произнес он внушительно и по старой привычке погладил то место, где когда-то росла борода. — А даст Господь — детишки пойдут, и вовсе не соскучишься.

— А я ведь не случайно сюда приехала, — сказала я, и услышав это, Аким насторожился. — У меня к тебе важный разговор…

— Какое же у вас может быть ко мне дело? — недоверчиво спросил он.

— В прошлом году, Аким Иванович, у тебя тут человек Богу душу отдал…

Я внимательно смотрела на своего собеседника и заметила, что взгляд его стал каким-то затравленным и настроение заметно ухудшилось.

— Так что с того? — осторожно спросил он.

— Да все бы ничего, дело, как говорят, житейское, но только этот человек был моим мужем.

При этих словах Аким крякнул и совсем загрустил.

— Вот оно что… Так что же я-то? Разве я виноват?

— Да разве я тебя виню? Мне бы только посмотреть, где он скончался и услышать о его последних минутах, — постаралась успокоить я Акима.

— Ну, разве за этим… — снова недоверчиво посмотрел он на меня. — Так на этом вот месте и скончались, — указал он на диван и перекрестился.

От неожиданности я вздрогнула. Мне предстояло ночевать на том самом месте…

— А что касается последних минут… — он помолчал, отыскивая нужные слова, — то не знаю, что и сказать…