Не обязательно мать — любой «двигающийся», непременно удаляющийся предмет, который видит животное в определенный период после рождения, вызывает его привязанность. В этом суть понятия «импритинг».
Гусята, привязавшиеся к Лоренцу, садились ему на голову, когда он плавал. А один гусенок «привязался» к подушке, которую Лоренц перемещал перед ним вскоре после его рождения. В том первом эпизоде, когда «профессор» превращался в «утку», для малышей важен был утиный крик, который он имитировал, к звуку тоже может развиться привязанность.
Утята, цыплята, вообще птицы — с них только начали эти интересные исследования. А продолжили уже на млекопитающих — и у них оказался в раннем детстве критический период «привязывания»; они тоже привыкают к любому одушевленному или неодушевленному предмету, стараются находиться возле него, следовать за ним, огорчаются, если предмет этот исчезает. Необходимо только, чтобы он обладал определенным набором признаков, важных для представителя данного вида животных: скорость движения, звуки, окраска, «фактура» и т. д.
«В естественных условиях именно мать является первым движущимся предметом в поле зрения детеныша, и именно к ней развивается привязанность».
Вот ответ на первый вопрос, опровергающий «здравый смысл»: не обязательно к матери, а к любому движущемуся предмету.
А как насчет — «потому что кормит»?
Ответ: «Детенышей обезьян отнимали от матери и растили в клетке, где они имели на выбор две искусственные „мамы“ — металлическую, которую можно было сосать („кормящая мама“), и другую, с мягкой шерстью, но не кормящую. Привязанность развивалась к мягкой маме».
На наш, человеческий взгляд, «мягкая мама» была уютней. Обезьянки не объясняли, почему «кормящая мама», с ее холодным и жестким телом, оказалась для них менее приемлемой, несмотря на то, что была источником пищи, чем бесплодная, но мягкая. Обезьянки просто нарушили человеческие представления по этому поводу, не задумываясь над причиной, почему так, а не иначе происходит. Все также, «не задумываясь», они опровергли прочно укоренившуюся условно-рефлекторную теорию…
«Мягкая мама» по желанию экспериментатора могла пугать детеныша — из ее живота выбрасывалась струя сжатого воздуха. После нескольких сочетаний прикосновения к телу куклы и ударов воздуха, согласно классической теории, детеныш должен был избегать матери. Но маленькие обезьянки, несмотря на все обиды, только крепче прижимались к ней.
«Раз детеныш прижимается к матери, несмотря на боль от струи воздуха, значит, в свойствах самой матери в этот момент (а не в ее способности кормить или защищать вообще) заключено нечто, снижающее неприятные ощущения от струи воздуха. Именно эту мысль и высказал в 1966 году американский ученый Дональд Кинг…
Гипотеза Кинга сводится к следующему. В основе развития привязанности детеныша к матери лежит способность некоторых стимулов или свойств (как правило, присущих матери) вызывать у детеныша особое положительное эмоциональное состояние, которое Кинг назвал словом „удовольствие“. Состояние удовольствия находится на одном из полюсов всего набора чувств, другой полюс которого — это состояние сильного эмоционального расстройства, например, страха. Кинг предположил, что состояние „удовольствия“ снижает проявление отрицательных эмоциональных состояний…
Итак, привязанность к матери обусловлена тем, что какие-то ее свойства вызывают состояние удовольствия, а оно, в свою очередь, приводит к смягчению или устранению отрицательных эмоциональных реакций. А если так, поведение детеныша с „мягкой матерью“ становится вполне понятным: чем неприятней струя воздуха, тем больше детеныш нуждается в приятных ощущениях, вот он и прижимается к матери…
Отсюда следует, что наличие источника отрицательных эмоций может служить „веревкой“, привязывающей к матери. Однако в экспериментах отрицательные воздействия вводились искусственно… Что же служит привязывающей нитью для утят, плывущих за уткой, для жеребенка, бегущего за лошадью, и, наконец, заставляет ягненка оставаться у трупа матери?
Таким связующим звеном в природе является страх».
Вот он, ответ на третий вопрос — голод или страх?..
А почему, собственно, страх? Чего может бояться только что родившийся на свет утенок или щенок? Ему не с чем еще сравнивать, что «хорошо», что «плохо», что опасно, а что нет. Все на свете для него ново, и за спиной — никакого жизненного опыта.
Но именно «новое» и вызывает у младенца страх. И не только у птенцов, щенят, обезьянок — и у детей тоже. Почему так, на основании каких физиологических механизмов один только вид доктора в белом халате, впервые пришедшего к младенцу, вызывает громкий плач и стремление спрятаться у материнской груди — еще не вполне ясно.