Тайны, догадки, прозрения

Годы учения и становления Сеченова совпали с расцветом естественных наук и русской материалистической философии. Труды Герцена и Белинского, говоривших о единстве органического и неорганического мира; открытия отечественных химиков Зинина и Бутлерова; сообщение Дарвина в Линеевском обществе и выход в свет его «Происхождения видов»; работы передовых физиологов Европы и университетских учителей Сеченова — все это зародило в нем материалистическое мировоззрение, без которого он никогда бы не стал одним из замечательнейших ученых мира.

Тому доказательство — тезы.

«1. Если и существуют силы, свойственные исключительно растительному и животному организмам перед телами неорганическими, то силы эти действуют по столь же непреложным законам, как и неорганические силы. (Что и было доказано позже, например, в машинах с искусственной памятью. — М. Я.).

2. Все движения, носящие в физиологии название произвольных (т. е. сознательных. — М. Я.), суть в строгом смысле рефлективные.

3. Самый общий характер нормальной деятельности головного мозга (поскольку она выражается движением) есть несоответствие между возбуждением и вызываемым им действием — движением.

4. Рефлекторная деятельность головного мозга обширнее, чем спинного. (Что и доказал Павлов, вырабатывая у собак условные рефлексы. — М. Я.)

5. Нервов, задерживающих движение, нет.

6. Животная клеточка, будучи единицей в анатомическом отношении, не имеет этого смысла в физиологическом: здесь она равна окружающей среде — межклеточному веществу.

7. На этом основании клеточная патология (создателем этого учения был „сам“ Рудольф Вирхов, и замахнуться на него решился бы далеко не каждый! — М. Я.), в основе которой лежит физиологическая самостоятельность клеточки, или по крайней мере гегемония ее над окружающей средой, как принцип ложна. Учение это есть не более как крайняя ступень развития анатомического направления в патологии.

8. При настоящем состоянии естественных наук единственный возможный принцип патологии есть молекулярный».

Очень спокойная и достаточно уверенная констатация. А на деле, почти каждое утверждение — предвидение. Сколько этих предвидений подтвердилось за столетие, причем некоторые — только в последние годы!

Для самого Сеченова тезы стали программой на всю его научную жизнь.

Началась эта жизнь совсем неплохо — новоиспеченный доктор медицины зачисляется адъюнкт-профессором в Медико-хирургическую академию, центр научной медицинской мысли России, с блеском читает пробную лекцию перед конференцией профессоров и даже получает собственную лабораторию. А на душе у него…

«…Неурядица на святой Руси страшная, — пишет он в Гейдельберг другу своему Менделееву. — Петербургская публика к науке охладела… Хандре моей не дивитесь — посмотрю я, что сами запоете, когда вернетесь… Работать гораздо труднее, чем за границей. Жизнь дорогая…»

Залез в долги, остался без гроша, после того как купил шубу и обставил квартиру; холод в Петербурге пронизывающий, с Невы непрестанно дует лютый ветер. «Погода» скверная не только в климатическом отношении — вот главная причина хандры…

Оттого и литературные вечера в пользу бедных писателей запрещены: царь Александр II в ярости! Некий «русский человек», — уж, наверно, кто-нибудь из нигилистов, или, как их там называют, демократов, а может быть, и сам Чернышевский! — прямо так и кричит на весь мир: «К топору зовите Русь!». «Письмо из провинции», правда, напечатано в Лондоне, в «Колоколе», но кто же не знает, что листы этого крамольного издания давно уже проникли не только в каморку студента, но и в хоромы некоторых русских либералов…

От того был в ярости самодержец российский, что весь воздух страны пропитан надвигающейся бурей — Россия ждала реформы о раскрепощении крестьян, а реформа… чего ждала реформа?

Вот уже четыре года как образован Секретный комитет под председательством самого царя, а результаты? Все яснее становилось: комитет сидит на двух стульях; с одной стороны, намерен создать видимость свободы, с другой — сохранить основы феодально-крепостнического уклада. Все больше просачивалось в народ сведений, — конечно, от этих самых демократов…

Неспокойно было и на философском фронте. Журналы всех направлений освещали становившиеся модными вопросы естествознания, и отчетливо выявились непримиримые разногласия между Чернышевским и Некрасовым, стоявшими во главе «Современника», — и реакционными литераторами, типа зоолога Страхова. По Страхову, развитием живых организмов руководит «высшая духовная идея», а внешние условия не играют заметной роли в переходе от низших животных к высшим. В «Письмах о жизни» Страхов пытался опровергать взгляды материалиста Чернышевского.