Считается, что использование этого античного способа изображения, создающего некую условность, собирательный образ, выбрано в этом случае исключительно от того, что реальные, прижизненные портреты были неведомы не только англичанину, но и Герцену. Чудеса, и нам сегодня в это сложно поверить, но Герцен, подробно понимая их жизнь из их сочинений, записок, рассказов, переписки, не знал в лицо своих кумиров. Декабристы находились под жестким запретом. Напомним, что по результатам грандиозного скандала в 1839 году даже лишился места начальник 3 отделения Александр Николаевич Мордвинов, позволивший публикацию портрета Александра Марлинского (Бестужева) в сборнике «Сто русских литераторов», случившуюся уже после официальной смерти романиста и декабриста на Кавказе.
Вообще у нас, у русских, свой, исторически натренированный поворот зрачка, который везде пытается обнаружить то двойное дно, то разглядеть двойные смыслы, запрятанные где-то между строк. Мы как будто ничему не верим напрямую или понимаем чуть более, чуть иначе. Когда так, нельзя умилительно не приметить здесь зеркальность английского рисунка с рисунком профилей императорских детей, исполненных Марией Федоровной. Такое любовное копирование приема или цитирование. Причем, интересно, смотрят – те и эти в разные стороны. Дети влево, как бы назад. Тогда как декабристы – вперед, направо, что несподручно вырисовывать правше, поэтому сделано это, возможно, предумышленно. Вот и известные пушкинские профили, вышедшие из его руки на страницах рукописей, глядят влево, то есть сделаны правой рукой. Впрочем, англичанин мог быть и левшой.
Хотя б Пушкин теперь правша доказанный.
К тому, не забудем, помещался рисунок с декабристами на обложке герценовской «Полярной звезды», где в числе других мы наблюдаем и профиль казненного Рылеева, издателя первой «Полярной звезды». Второй издатель того альманаха, Бестужев, как мы помним, также находился на Сенатской площади и затем отправился в Якутию. Он остался жив и зримо присутствует и на страницах нового альманаха не только в виде собственных произведений, но еще и виртуозным Искандером, за которым виртуозно спрятался автор Герцен.
Представляется, именно Герцен, всю жизнь боровшийся с императором лично и режимом, носящим семейный характер, мог вообразить и такую художественную выдумку – под русский трон Герцен натурально подсовывал пять гробов. На которых, в общем, Николай Павлович и помер, чуть не дотянув до «Звезды», до ее издания, но гробы те, пять штук, ему уже мерещились. – Многие даже полагают, что Николай Павлович отравился, ужаснувшись случившейся каверзе, в которую превратилось ко времени Крымской войны огромное императорское хозяйство, основанное на принципах победившей Сенатской площади.
Словом, «Николай прошел – „Полярная звезда“ является вновь», – провозгласил Герцен, радостно потирая ладошки.
Такие скрытые в карманах фиги были очень популярны в рядах эпатажной молодежи 20-х годов XIX века. Сейчас к этому потерян вкус. Может, потому что вкус вообще потерян. А вот Герцен вызывающие шалости такие почитал очень.
Известно, во многих текстах прочитывается более, чем аккуратно записано, – только поверх бумаги. Обыкновенно мы узнаем только внешний слой. Что никак не уменьшает нашего восхищения достоинствами произведений. Для углубленного докапывания часто не хватает знания событийности момента, знания в объеме имевшихся произведений, знания личностных отношений.
Вот, к примеру, хрестоматийный Пушкин. Со школы известное стихотворение «К Чедаеву» 1818 года. Фрагмент.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Много шутливых толков о последнем стихе. Если взять его вне контекста – «Души прекрасные порывы», – то выходит, что речь идет не о душе, а об удушении. Однако мы понимаем, Пушкин с его чутким ухом никогда бы не написал такой двусмысленности, если не сделал этого намеренно. Что ж он говорил? Пожонглируем стихами. Второй и третий стихи опускаются.
Итого.
Пока свободою горим,
Души прекрасные порывы!
Забавно выходит. В одном четверостишьи Пушкин, со свойственным ему энтузиазмом, вывел, выходит, целых два стихотворения, даже два послания – разным адресатам. И современники наверняка эту хитрость его понимали.
Понимали и другое. Вот, к примеру, вытверженный «Евгений Онегин». Фрагмент.
Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля на бал.
Заметим в этом теперь фразеологизме и двусмысленную гусарскую шутку – «скораблянабал», хорошо знакомую известному кругу – «тогдачитателям».
Здесь можно разглядеть и веселый привет Пушкина, посланный Грибоедову, славному гусарской молодостью, через его Чацкого посредством своего Онегина, – за невозможностью личного свидания.