Этот подвиг жен декабристов восхищает всех граждан России и по сей день. Однако не бросать супругов в крайних обстоятельствах было вообще в традиции русских женщин. Так же поступила в XVIII веке шестнадцатилетняя красавица Наталья Борисовна Шереметева-Долгорукова, одна из самых богатых женщин России. Она последовала за мужем Иваном Алексеевичем Долгоруковым, сосланным в Берёзово. Туда, где по смерти немного не дождался этого семейства светлейший, но опальный Меншиков, не без участия Долгорукова туда упрятанный. Князь Долгоруков был ближайшим другом умершего императора Петра II и попал, в свою очередь, под репрессии взошедшей на престол Анны Иоанновны. Достойно удивления: графиня Наталья Шереметева венчалась с князем Иваном Долгоруковым, когда тот уже был в высочайшей немилости, и «доказала свету, что в любви верна: во всех злополучиях была своему мужу товарищ».
Так что женщины 1826 года шли уже дорожкой тореной и, конечно, поддержали своих мужчин. Но ссыльные декабристы и сами имели перед глазами богатый опыт российского изгнания и тоже не падали духом. К тому же были они по преимуществу мужчины молодые, даже совсем юные и в большинстве своем, кстати, не женатые. А многие и намеренно не брали на себя семейных обязательств, желая посвятить себя благу отечества. Хотя и дворяне, кажется, но все были люди не праздные, деловые, и в дикой Сибири от них было больше пользы, чем вреда. Они там не скучали, и дела их были весьма занимательны. Известно, что ссыльные тесно, почти по-родственному общались с местными промышленниками и купцами. Связи эти не афишировались, но Савва Иванович Мамонтов вспоминал, что его отец Иван Федорович поддерживал декабристов разными способами, и в первую очередь через него шла вся бесцензурная переписка ссыльных с друзьями и родственниками. Такие необычные отношения между дворянством и купечеством продолжились уже и в Москве, куда постепенно переезжали купцы и возвращались декабристы.
Еще в Сибири, но выйдя уже на поселение, многие ссыльные занялись просветительством и науками, как мы теперь видим, не без поддержки местного населения. Александр Александрович Бестужев (сослан он был, к слову, севернее многих — в Якутию) увлекался этнографией. За Уралом креп его литературный талант. Печататься под своим именем он не мог и принял псевдоним — Марлинский, по месту Марли под Петербургом, где начинал служить. Именно Марлинский стал первым романистом России. (Пушкин тогда прозу только пробовал, Гоголь тоже едва явился в Петербурге, а Лермонтов лишь готовился гнуть шомпола в Пажеском корпусе.) Его брат Николай Александрович Бестужев был талантливым технарем, и некоторые его изобретения даже остались в истории под его именем. Например, спасательная лодка «бестужевка», придуманная еще в Морском корпусе в Петербурге. В Сибири он построил особую очень экономичную «бестужевскую печь» и необходимую для местного бездорожья двуколку «бестужевку». В Читинской тюрьме без особых приспособлений смастерил часы, которые ходили по четыре года безостановочно. На поселении в Селенгинске Бестужев оборудовал обсерваторию, где производил метеорологические, астрономические и сейсмологические наблюдения. Он чинил мельницы, устраивал огороды, парники… Да что и говорить, даже Сергей Григорьевич Волконский, некогда князь, (со временем) завел себе огород и с любовью ухаживал за экзотическими растениями. Словом, Николай Бестужев был очень рукастым. И вот именно он и его брат Михаил Александрович и придумали выковать из железных кандалов своих кольца для товарищей — в память о случившемся с ними происшествии. И выковали. Михаил Бестужев об этом вспоминал так: «Идея железных колец пришла в голову мне первому. (…) Мне пришла мысль сделать для сестер своих и матушки кольца из железа. Когда в Чите по милостивому манифесту с нас снимали цепи, я и некоторые из моих товарищей, дав солдату на водку и сделав ему некоторые подарки из своего скудного гардероба, утаили наши цепи, и они-то послужили мне первым материалом для колец. (…) Вскоре с помощью брата я сделал новые пять, и на этот раз уже подложенные золотом, вытянутым из колец наших дам, которые отдали их с тем, чтобы мы с братом им сделали точно такие же железные кольца».
Не обсуждается, что братья Бестужевы были людьми образованными и знали легенду о Прометее, который за похищение огня у богов был прикован к скале в горах Кавказа по приказу Зевса. (К тому времени многие декабристы уже были именно на Кавказе, а некоторые еще отправятся туда из Сибири.) Освобожденный Гераклом, Прометей якобы носил кольцо из своих кандалов с камнем от кавказской скалы. Аллюзия бестужевской затеи очевидна. Известна всем и стихотворная переписка Пушкина с декабристами, заполненная метафорическими образами искр, пламени и огня. Впрочем, у провидца Пушкина пламя свободы возгорелось намного раньше, еще в 1818 году, в знаменитом послании к Чаадаеву.