Утро было теплое, но пасмурное. Солнце наотрез отказывалось появляться из-за обложивших все небо ватных, с серыми животами, полуоблаков-полутуч, готовых в любой момент пролиться дождем. Вчерашняя вечерняя духота обернулась-таки ночным небесным водопадом, и поход за грибами решено было отложить до лучших времен. Невелико удовольствие бродить по насквозь промокшему лесу. Хоть не докучают комары да мухи со слепнями, зато за шиворот нальется немало воды с ветвей. Тетя Лена намеревалась хлопотать по хозяйству, Вячеслав Андреевич, мучимый послезастольной изжогой, решил разобраться с сельхозинвентарем. А Сергею, который рвался в лес, нашли напарника — закончившего девять классов тверича Максима. Он уже не первый год приезжал в Катьково к тетке. Сережу обрядили в просторную брезентовую куртку, кроссовки заменили на высокие резиновые сапоги — и отпустили вместе с Максом. Тот был почти что местный и здешний лес знал хорошо. Правда, в грибах он не очень разбирался, но перед ними и цели такой не ставилось. Хотя тетя Лена и дала Сергею на всякий случай плетеную корзинку, из тех, что зовутся лукошками. Побродить, воздухом лесным подышать, черникой да земляникой полакомиться и вернуться к обеду — вот и вся задача.
Не успели они еще и на сотню метров отойти от деревни по размытой дождем дороге, как Сергей, конечно же, попросил Макса показать Лихую горку. После рассказов деда Тарасова и лекций дяди Славы ему очень хотелось взглянуть на это таинственное место…
Макс историю Лихой горки не знал. Выслушав Сергея, он усмехнулся и небрежно махнул рукой:
— А! Гониво дед гонит, сто пудов! Это он боится, что пожар устроят.
— Кто устроит?
— Ну, приезжие. Вроде нас с тобой. Они там костры жгут.
Вот оно что! Сергей был разочарован. Неужели хитрый дед Тарасов действительно выдумал всю эту историю о древнем святилище и пропавших княжеских воинах?…
Они выбрались наконец на вершину холма. Синяя ветровка Макса с наспинным портретом Че Гевары была мокрой, в торчащих ежиком волосах застряли сосновые иголки. Сергей еле передвигал ноги, потому что к подошвам сапог прилипло по пуду мокрой земли.
Макс остановился и показал вперед:
— Вон там твоя горка. Сейчас вниз, а метров через триста вверх, прямо туда.
…Лихая горка поначалу не произвела на Сергея впечатления. На плоской вершине теснились кучками какие-то кусты, окружая одинокие кривые сосны. Отсюда открывался вид на дремучее лесное царство, зелеными волнами уходящее к горизонту. Горку омывали два ручья с серой водой. Уголок, казалось, был дикий, нехоженый… но только на первый взгляд. Тут и там среди мокрой травы виднелись черные проплешины кострищ, валялась под сосной поблекшая бело-синяя пустая пачка от сигарет «Бонд» и торчала из зеленых игл нанизанная на ветку пустая же пластиковая бутылка. Место старых идолов заняли новые…
Макс присел на полуобгоревший сломанный сук, лежащий на земле, принялся отчищать сапоги пучком травы. А Сергей прошелся по склону до обрыва над ручьем. Постоял там, потом повернулся и еще раз обвел взглядом чуть вогнутую к центру поверхность Лихой горки.
И внезапно ощутил, каким-то неведомым чувством ощутил, что там, под толщей земли, — пустота. Полость, уходящая в глубину, гораздо ниже уровня ручьев.
Словно на мгновение открылось окошко — и вновь закрылось…
3
— Так, парни, спать, — жестким тоном, как и положено командиру, сказал Джонатан Грей. — А то потом вас не добудишься.
— Эх, было бы еще с кем, — деланно вздохнул инженер-пилот Людас Нарбутис, подтянутый ухоженный франт, умудрявшийся в любой ситуации сохранять безукоризненный пробор и носить комбинезон, словно смокинг.
— Можешь со мной! — хохотнул, сверкнув белыми зубами, темнокожий приземистый нанотехнолог Бастиан Миллз. Он вперевалку, как моряк, направлялся к своей каюте. — Только это очень рискованно.
— Пошел ты… — беззлобно проворчал инженер-пилот и картинно помахал рукой Джонатану Грею. — Приятных сновидений, командир. Вы уж, и вправду, не забудьте меня разбудить. Я, когда волнуюсь, сплю крепко, это у меня защитная реакция.
«Это точно, — подумал Грей, оставшись в одиночестве. — Насчет волнения…»
Все они волновались — это чувствовалось и по надуманным, неестественным репликам, и по невпопад звучавшему смеху, и по выражению лиц. Да и как тут не волноваться, у самого финиша…