Тайны Древнего Лика

— Просто заглянуть, — перебил инженера Маклайн. — Я же обещал, что мы пойдем в связке. Я только загляну — если там тупик, тебе незачем будет все бросать и мчаться сюда. Но если там действительно есть проход, я позову тебя. А пока работай.

— Я очень рассчитываю на ваше благоразумие, командир, — нетвердым голосом сказал Каталински.

— Можешь не сомневаться, — заверил его Маклайн. — Не для того я сюда летел, чтобы меня прихлопнуло каким-нибудь древним кирпичом. Я не полезу под кирпичи, Лео.

— Ох, смотрите, командир… — Инженер вздохнул. — Может, все-таки подождете меня, и поднимемся туда вместе?

— Подняться я сумею и один. Занимайся своим делом, Лео. Еще раз обещаю: без тебя не полезу.

Каталински вновь вздохнул, еще более протяжно.

— Слушаюсь, командир… Умоляю, будьте осторожнее!

— У меня есть голова на плечах, Лео. И я рассчитываю сохранить ее целой и невредимой — за сорок лет привык с головой.

Эдвард Маклайн вытащил из кармана пентагоновский батончик и застегнул комбинезон. Еще раз окинул взглядом каменную стену, прикидывая, насколько сложным будет путь наверх. И решительно зашагал к уходящему в грунт выступу.

Вблизи карниз оказался не таким узким — на нем вполне могли бы разминуться два человека. Неровная, кое-где засыпанная ржавой пылью тропа была не особенно крутой, и командир «Арго» поднимался по ней без труда, на всякий случай придерживаясь правой рукой за стену. Оказавшись на высоте десятиэтажного дома, он перестал смотреть вниз — альпинизмом Маклайн никогда не увлекался, и ему было неприятно видеть сбоку от себя пустое пространство. Совсем другое дело — обозревать распластавшуюся до горизонта землю из кабины самолета. Временами мелкие камешки, задетые его ногами, срывались с тропы и с затихающим стуком, совершая длинные прыжки, катились по слегка наклонному боку Сфинкса.

Зигзагообразный путь наверх был раза в три длиннее, чем расстояние, отделяющее прямоугольник входа от поверхности бурой равнины, и Эдварду Маклайну потребовалось около четверти часа, чтобы добраться до покрытой сеткой узких трещин небольшой полукруглой площадки перед проемом. Переведя дыхание, астронавт снял со шлема фонарь и, взяв его в руку, собрался было сделать шаг вперед. Но его остановил сигнал вызова.

— Как дела, командир?

— Все в порядке, Лео. Только что прибыл на место. Сейчас посмотрю, что там такое.

— Ради всего святого, командир, не вздумайте только лезть туда!

— Черт побери, я не страдаю склерозом, Лео! Я помню. Оставайся на связи, сейчас все станет ясно…

«Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы там действительно оказался проход! — мысленно взмолился Маклайн, приближаясь к темному прямоугольнику. — Я очень прошу тебя, Господи! Ведь ты же всеблагой и милосердный, ведь ты же любишь нас, Господи… Я очень надеюсь на тебя, Господи, ведь ты — моя единственная и последняя надежда…»

Грубые камни проема не носили следов обработки, и не было там и намека на дверные петли. Проверяя ногой поверхность площадки перед собой, прежде чем сделать следующий шаг, Маклайн подошел к отверстию. Поднял голову — сверху ничего не нависало, не катились и не летели глыбы — и, включив фонарь, направил луч света в темную глубину.

— Ну, что там, командир? — нетерпеливо, с тревогой спросил Каталински.

Маклайн не успел ничего ответить. И разглядеть тоже почти ничего не успел. Ему показалось, что пол за проемом наклонно уходит вниз, в кромешную тьму, без следа всосавшую луч фонаря, — и где-то вдали мелькнул в этой темноте лиловый отблеск, внезапной болью отозвавшись в висках. Астронавта качнуло вперед, он инстинктивно взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие, — но тщетно. Казалось, какой-то невидимый гигантский пылесос неумолимо втягивает его. Эдвард Маклайн широко открыл рот, сделал судорожный вдох, изо всех сил сопротивляясь, пытаясь откинуться назад…

— Коман… — раздался и тут же захлебнулся голос Леопольда Каталински.

А командира «Арго» уже всосало в темноту и повлекло вниз…

20

Он шел по глубокому снегу, с трудом переставляя окоченевшие ноги. От холодного встречного ветра у него онемело лицо, а безжизненной снежной равнине, вплывающей в бледную синь горизонта, казалось, не было конца. Но он старался во что бы то ни стало преодолеть эту мертвую равнину и вернуться, обязательно вернуться к живым… Приглушенный рокот донесся с обратной стороны небес — и снег начал чернеть и таять, растекаясь мутной водой, и вода превращалась в пар, и проступала, проступала черная земля… Не ржавый кизерит, а настоящая земля, земля, вечно порождающая живое и вечно принимающая в себя мертвое…

Угомонился, утих холодный северный ветер, отпечатались в блеклой синеве на горизонте какие-то знаки — очень важные, но совершенно непонятные знаки! — и Алекс Батлер смог наконец вздохнуть полной грудью. Что-то дрогнуло, и отступило, и пропало — и он открыл глаза.