– А это уже не важно. Ставку Ангела брали силы Восточников, на них и вина в глазах простого народа. Не мы устраивали ту казнь.
Арчи перевернулся на бок и плотнее прижал к себе свою худенькую, но мягкую там, где нужно, жену.
– Ты чего со мной, как с маленьким? – ласково прошептал он ей в ухо. – Я всего лишь немного пьян. Хорош очевидное разжевывать. К Зарбагу сарийцев. Про них теперь можно забыть.
– Немного пьян? – рассмеялась жена. – Да ты бочку сам выпил. Перегар страшенный.
– Мне можно. Я Вечный.
– И при каждом удобном случае тыкаешь этим Нававса, – в миг посерьезнела Аника. – Ну зачем было на глазах у Виторио ломать пальцами меч? Показал, что сильнее него? Молодец. Навас не в том возрасте, чтобы такие вещи его задевали. Поверь, он не стесняется своего роста и мальчишеской мордочки. Задеть его такой выходкой не получится. Да и зачем его задевать лишний раз? Отношения у нас и так не самые теплые.
– За это скажи Яру спасибо. Это он, а не я удрал с древним. Если бы не этот сукин сын, война бы закончилась семь лет назад в худшем случае. И я уже не говорю про остальные упущенные возможности.
Да уж, Яр подставил их, так подставил тогда с этим предательством. Благодаря ему Навас до сих пор им не верит. Считает, что они сами подговорили лесника сделать то, что он сделал.
– Ты слышала слова Эльрика, – продолжил Арчи. – Мудрецы снова тайно пытались взобраться на горы в Ализии. Виторио никогда не уймется.
– И пусть, – выскользнула из его объятий Аника, чтобы потянуться всем телом. – Ты не хуже моего знаешь, что поверху никак не пройти.
– Еще бы! Чуть там не помер тогда.
От воспоминаний по телу Арчи побежали мурашки.
– Милю-две еще можно, но тридцать… Тут просто Вечным быть мало.
– И давай уже не будем об этом, – поморщилась Аника. – Решили же, что юг для нас недоступен, и давайте жить дальше, не плачась о выскользнувшем из рук.
– Кто плачется? – приподнялся Арчи на локте. – Это я плачусь? Я простой солдат. Мне эти звездные корабли и могущество предков даром не сдались. Меня и так все устраивает. Ну-ка, госпожа советница, идите сюда.
И первый маршал Империи стиснул прыснувшую смехом любимую в крепких объятиях.
Солнце жарило сильнее обычного. От утренней росы уже давно ни следа. День, катившийся к полудню, вскоре обещал стать по-настоящему душным, и Яр, пожевывая ароматную соломинку, лежал на покошенной самолично траве в тени угловой башни. Всю последнюю неделю на юге Долины стояло жуткое пекло. Хорошо, что сегодня никуда не нужно идти и еще лучше что никого не нужно встречать. Победители состязаний в лучшем случае придут послезавтра, а заречных вождей они с Ясей вчера наконец-то спровадили.
Завели, понимаешь, традицию в канун праздника Длинного дня заявляться всем скопом к нему на поклон. Дары тащат, отчитываются о делах в своих землях, рассудить просят, совета спрашивают. Словно и не было вековой вражды с Племенем. Хотя это и не совсем те Безродные, что набегами из-за Великой к ним шастали. Приречные кланы ордынцы повырезали, считай, начисто. Да и от дальних немного осталось. По сути, все, кто тут у него недавно гостил – подросшая молодежь, не знавшая стычек с родичами. А трое так и вообще северяне – откуда им на него злобу таить?
Кому не по нраву пришлось его предложение, тот сразу же отбыл домой. В железную птицу за раз больше сотни народу влезает. Повывезли всех в две дюжины ходок. От стены до Ализии лететь всего ничего. Загрузили люд в трюм, раз, два, выгрузили – и снова к воротам в Бездну. Осталось всего три десятка, кого на севере никто не ждал и кому речи Яра легли близко к сердцу. Не много, зато ценность каждого для Племени и Долины безмерна. Не удивительно, что почти все из них за минувшие восемь лет добились немалого. Кто кузню поставил, кто мельницу, кто свой хутор разбил, кто в вождях за рекой оказался.
У Безродных после трагического похода Одрега с мужиками и уж тем более с настоящими лидерами и воинами совсем туго стало. Тут грех было не воспользоваться моментом. Валонгец Дидье так вообще себе семерых жен завел. Детей уже чуть ли ни две с гаком дюжины. Такими темпами они опустевшую Долину быстро снова заселят. И хорошо ведь, но у самого Яра не получалось понять, как можно любить разом нескольких женщин. Ему и одну-то к себе в сердце принять вышло с трудом. Аж четыре года потребовалось, чтобы простая симпатия переросла в нечто большее.