Тайны древних руин

— Да не знаю я ее совсем. Маманя прислала мне посылку. Ну и завернула там кое-что в газету. А в ней фото физкультурниц-студенток из Минска. Вот я и решил познакомиться. Ну и... познакомился.

— Ну, Коля, мне пора на вахту. Пошли, проведу немного, если хочешь.

Мы ушли, а в толпе ребят еще долго слышался смех, прерываемый репликами острословов.

Возвращался я в Балаклаву на попутной грузовой автомашине. Сегодня по-настоящему жарко. От земли поднимался вверх нагретый воздух, и от этого горизонт переливался, теряя свои строгие очертания. Мне казалось, что в кузове автомобиля не будет так жарко. Но потоки воздуха были так накалены каменистой почвой, что ощущение жары оставалось даже при сравнительно большой скорости машины. Казалось, что там, на турецком берегу, были установлены исполинские вагранки, из которых непрерывно подавался сюда нагретый воздух. Сейчас бы махнуть с Маринкой куда-нибудь на прибережный островок. Ну хотя бы на ту скалу, которую она показывала мне в ту лунную ночь. Она рассказывала бы мне о Менатре, а я бы смотрел в ее глаза и слушал. Рядом ласково плещется море и слышится голос Маринки. Солнце, бескрайнее море и Маринка. Как же я люблю ее. Я почти физически ощущаю тоску от сознания того, что произошло что-то непоправимое. Если бы она была совсем равнодушной ко мне, то, наверное, не сказала бы тогда: «Я еще не знаю». Да и не согласилась бы бежать со мною от своих подруг. Сейчас остановлюсь возле дома Хрусталевых, зайду к ним и скажу: «Маринка, я больше так не могу. Если мне не на что надеяться, то так и скажи». Что я мелю? Да разве ж она не сказала? Да еще как: «Я презираю предателей». Метрах в пятидесяти от дома Хрусталевых я забарабанил руками по крыше водительской кабины, давая знать шоферу, что мой маршрут подошел к концу. Зайти к Маринке? Нет, нельзя. Этим я унизил бы не только себя, но и ее.

Вернувшись на пост, я доложил командиру о своем прибытии. Видя мое подавленное настроение, Демидченко спросил:

— Что-нибудь неприятное?

— Чего-чего, а этого добра у меня всегда навалом.

— А что же все-таки случилось?

Как ему ответить на этот вопрос. Рассказывать о своей размолвке с Маринкой я не могу. Не могу сообщить ему и о содержании разговора с политруком. А отвечать как-то надо.

— Опять расспрашивали о случае со Звягинцевым. Может, он написал куда?

— Почему ты говоришь «расспрашивали»? Разве, кроме политрука еще кто-нибудь был?

— Был еще какой-то военный.

— А кто он?

— Откуда же мне знать, кто он? Задавал вопросы не я, а он. Может, это был военный прокурор или его помощник.

Как ни старался Демидченко скрыть свою реакцию на мое «сообщение», это ему не удалось, выдали знакомые мне сузившиеся зрачки и побелевшие пятна на шее и щеках.

— Да, дело твое дрянь. И чего ты так взбеленился тогда, никак не пойму.

«Понимаешь ты, Вася, все понимаешь. Теперь это я уже точно знаю. Раньше только никак не мог догадаться, в чем дело. И, пожалуй, не догадался бы ни я, ни кто другой. Спасибо политруку. Раскусил-таки тебя, довел до точки. Вот кто настоящий коммунист. За таким пойдешь в огонь и в воду», — думал я.

— А может, тебе попроситься в другое подразделение? Чего молчишь?

— В какое подразделение? — не сразу дошел до меня смысл сказанного.

— В любое подразделение. Как думаешь? Могу помочь.

Это, пожалуй, единственное, в чем он действительно готов мне помочь. Правда, я, как и он, знаем, что это за помощь. Различие состоит лишь в том, что он все еще надеется ввести меня в заблуждение.

— Какая разница, где служить?

— А может, ты темнишь? — вдруг усомнился Демидченко.

— Что темнишь?

— Да нет. Это я в шутку. Ну давай, служи, брат, и дальше.

Только теперь я вспомнил, что еще не обедал.

— Што будзеш есци? — спросил меня Лученок, дежуривший сегодня по кухне.

— Можно подумать, что у тебя ресторан и ты можешь предложить блюда на выбор.

— Рэстаран не рэстаран, але штосьци ёсць.

— Я так проголодался, что съем все, что дашь.

— Тады пайшли. Ты чаго таки смутны?

— Михась, тебе я могу рассказать. Кстати, я рассчитываю и на твою помощь.

— Гавары. Змагу, абавязкова дапамажу.

Я рассказал Лученку о своей размолвке с Маринкой.

— Што, так и не сказала, у чым справа?

— Как же, жди, так тебе она и скажет. Знаешь, какая она гордая?

— Ништо, Микола. Не гаруй. Заутра усё высветлицца. Запытаю Лиду. А яна, я упэвнен, ведае што да чаго.