Тайны древних руин

— Ты, Нагорный, обижайся не обижайся, но я скажу тебе так: может, в другом каком деле ты и разбираешься, но в подрывном нет. Ну кто же так делает? Углубление для взрывчатки должно быть строго посредине. Иначе что выходит?

Танчук, отстранив меня, начал тщательно измерять расстояние от краев углубления до стенок траншеи.

— Сколько?

— Ну пятнадцать сантиметров.

— А здесь?

— Семнадцать.

— Так что ж ты хочешь?

— Как будто разница в два сантиметра — большое дело?

— В подрывном деле — большое, — ответил Танчук.

Я, хотя и не специалист по взрывному делу, но думаю, что два сантиметра в нашем деле не играют большой роли и что Лев Яковлевич, если и говорит об этом, то лишь для того, чтобы подчеркнуть исключительность своего положения. С другой стороны, Танчук прав в том отношении, что подрывное дело требует большой четкости в работе. А четкость и точность — неразлучные сестры. Допускается в чем-либо неточность, утрачивается вместе с нею и четкость. А там, гляди, появляются и ошибки. А они, ох, как дорого обходятся саперу. Недаром говорят, что сапер ошибается только раз в жизни. Танчук, казалось, прочитал мои мысли:

— Вот теперь ты, я вижу, понял. А теперь жми в укрытие.

Прогрохотал взрыв. Раскатистое эхо долго плутало в горах, пока не улеглось вместе с поднятым облаком пыли. Но еще до того из радиорубки выскочил, как ошпаренный, Звягинцев и заорал благим матом:

— Ты что, мать твою...

Что там могло произойти? Ведь взрывы были и раньше, но тогда Семен не реагировал на них. Я побежал в радиорубку. В ней стояло густое облако пыли, за которым рассмотреть что-либо было невозможно. Вернулся Звягинцев, но уже с Демидченко.

— Вот, командир, что делается.

— Что случилось? — спросил Демидченко.

— Сижу за столом, при исполнении служебных обязанностей, значит. Вдруг как бабахнет, — Звягинцев показал на восточную стену радиорубки, — и камни.

Когда пыль немного улеглась, мы увидели в стене зияющую дыру. Подошли ближе. Не верилось в то, что обнаружилось. В стене зияла не просто дыра, а настоящая амбразура. Толщина стены в этом месте составляла не менее полутора метра.

— Вот это да! — восхищенно заметил Танчук.

— Видел, командир? Дырке обрадовался. А то, что человека чуть не угробил, его не интересует.

— Ну кто мог знать, что тут такое инженерное устройство? — оправдывался Танчук.

То, что все обошлось благополучно, хорошо. Но то, что мы не произвели тщательных измерений и не определили, на каком расстоянии от стен радиорубки проходит траншея, это, конечно, серьезный просчет. Я высказал на этот счет свои соображения и предложил провести геодезическое исследование.

— Чего-чего? — спросил Звягинцев.

— Ну план, значит, составить.

— Командир, скажи ты им.

— Ты хоть понимаешь, что это за дырка? — спросил Семена Танчук. — Да поставь сюда пулемет, и гора станет неприступной.

— Это ж для кого станет неприступной? — спросил Демидченко.

— Как для кого? Для противника, конечно.

— Для какого противника?

— Ну хоть бы для немца, скажем.

У Демидченко сузились зрачки и даже чуть побелели пятна на шее. Обычно это признаки гнева или ненависти. Сейчас же они выражали совсем другое. Мне вспомнилось, как однажды, еще до военной службы, я гладил кошку. Прижмурив глаза, она мурлыкала, и, казалось, в ту минуту ничто не могло потревожить ее. Шурша крыльями, прилетела стайка воробьев и метрах в десяти от меня уселась на заборе. Кошка приоткрыла глаза. В ее позе ничего не изменилось. Но зрачки начали суживаться, и я почувствовал, как в мое бедро, на котором сидела кошка, иголочками начали вонзаться когти животного. Это были признаки ощущения близости жертвы.

— Для немца, значит, — повторил  Демидченко. — А вы что же, краснофлотец Танчук, считаете, что на дружбу с Германией можно плевать?

— Ты, командир, брось эти штучки. Меня нечего брать на мушку.

— Мы, значит, заботимся об укреплении дружественных связей с Германией, а Танчук наоборот. Так?

— Нет, не так.

— А как же тогда понимать ваши слова?

— Сказал бы я тебе, командир, да людей много.

— Нечем, значит, крыть?

— Почему нечем?

— Да потому, что, во-первых, у нас с Германией договор, а во-вторых, мы никого не собираемся пускать на свою территорию.

— Товарищ старшина второй статьи, высокая боевая готовность подразделения — это не значит, что кто-то собирается пускать врага на свою территорию.

— А вот Танчук собирается.

— Факт, — поддержал командира Звягинцев. — Мало того, что чуть не угробил своего товарища, да еще и сеет среди населения панику.

— Ты что мелешь? Какую панику?

— Думаешь никто не слышит твоих взрывов? — не унимался Семен. — Думаешь, никто не видит, что делается на нашей горе?

— Краснофлотец Звягинцев прав. Взрывы прекратить, — приказал Демидченко. — А если у кого много жеребячьей силы, тот может упражняться ломом и киркой. Против этого возражений нет. А насчет такого мы еще поговорим где надо.