Тайны древних руин

Я уже привык к выражению лица Севалина. Оно не такое, как у других. У Лефера, например, лицо как открытая книга. По нему можно определить: радуется он или печалится, одобряет поведение человека или осуждает, рассказывает откровенно или что-нибудь скрывает. Определить чувства Валерия по выражению его лица не так-то просто. Чтобы установить истинный цвет крыши какой-либо постройки покрытой слоем пыли, нужен ливень. Временами мне кажется, что понять характер Севалина можно лишь в условиях какой-нибудь серьезной встряски. Приходя после сна в себя, я смотрел на Валерия и не узнавал его. Раньше мне ни разу не приходилось видеть его в состоянии настоящей тревоги. И только теперь я понял, что произошло что-то серьезное.

— Почему не расшифровал?

— Абракадабра получается.

— Какая еще абракадабра? — не понял я.

— Пробовал декодировать — несуразица выходит.

— А кому адресована радиограмма?

— А черт его знает. В кодовой таблице нет таких позывных.

Я смотрел на бланк с аккуратно записанными цифрами. Шесть групп. В каждой группе по пять столбиков из четырех цифр. Позывные станции, которой была передана радиограмма, состояли всего лишь из одной буквы и двух цифр. Такими же, короткими были и позывные станции-отправителя.

— Ты знаешь, сколько сейчас работает станций с неизвестными нам позывными? — пробовал я успокоить себя мыслью о том, что радиосигналы в ночное время могут доходить до нас не только из других городов, но даже с другой стороны планеты. — Их тьма тьмущая.

Валерий молча, но с явно иронической улыбкой выслушал до конца мое объяснение и ответил:

— Догадываюсь, что морзянок сейчас в эфире, как цыплят в инкубаторе. Но эта морзянка, дорогой товарищ старшина, особая. Ее выпустили не на западном полушарии, а где-то здесь, может, совсем рядом.

— По каким это признакам ты так точно определил место расположения станции?

— По очень четким и ясным сигналам.

Это уже серьезный довод. Работу далеко расположенных радиостанций, особенно ведущих передачу в ночное время, можно слышать с помощью нашего приемника четко. Но при этом неизбежно проявляется эффект так называемой интерференции волн — явления периодического усиления и затухания сигналов.

— А как насчет судна в нейтральных водах?

— Я уже слышал историю с нейтральными водами, — улыбнулся Севалин. Дальше продолжать он не стал, хотя чувствовалось, что эта история, в том числе и мои приключения,  ему известны во всех подробностях. Пока мы решали, как лучше поступить в создавшейся ситуации, с наружного поста наблюдения послышался окрик: «Стой! Кто идет?» Ответ был невнятным. Судя по звукам осыпавшихся мелких камней, к нам на вершину кто-то спешно поднимался. «Стой! Стрелять буду! — послышался лязг затвора и громкое обращение Танчука к Севалину. — Валерий! Разбуди старшину».

Пришлось поторопиться. Выяснив у дежурного сигнальщика, что внизу какая-то небольшая группа людей направляется к нам на пост, я приказал Танчуку поднять всех по тревоге, занять посты по боевому расписанию и ждать дальнейших распоряжений. Сам я спустился вниз к остановившейся группе людей. Их оказалось три человека: уже знакомый мне старший лейтенант, старшина первой статьи и матрос.

— Проведите нас на пост, — распорядился старший лейтенант.

Недавно к нам протянули телефонную линию, и теперь у нас была более надежная связь с нашим командованием. Нежданных гостей я оставил в помещении радиостанции, а сам пошел к дежурному сигнальщику связаться по телефону со штабом дивизиона. Дежурный командир потребовал к телефону прибывшего к нам старшего лейтенанта. Принимая от меня телефонную трубку, наш гость назвал какой-то номер и сказал, что будет ждать ответа. Через минуту старший лейтенант протянул мне трубку.

— Вас.

— Старшина второй статьи Нагорный слушает вас.

— Вы переходите в полное подчинение прибывшего к вам старшего лейтенанта. Выполняйте.

— Есть! — ответил я и тут же доложил стоявшему рядом командиру о том, что весь личный состав поста в его подчинении.

— Вот что, старшина, — старший лейтенант как-то не по военному взял меня за локоть и повел меня по гребню горы к северному краю траншеи. — Тут, брат, серьезная петрушка получается. Кто сейчас дежурит у рации?

— Севалин.

— Вы давно его знаете?

— Да нет, не очень. Его недавно списали с училища и затем перевели к нам.

— За что?

— Не знаю. Сам он ничего об этом не рассказывал.

Старший лейтенант остановился, извлек из кармана пачку папирос, растер одну из них и хотел было закурить, да передумал. Минуту стоял, словно решал, стоит ли посвящать меня в свои дела. Потом все же сказал:

— Дело в том, что недавно с вашей радиостанции была послана радиограмма с неизвестными позывными ни того, кому передавались сведения, ни того, кто их передавал. Расшифровать радиограмму пока не удалось. Что вы скажете на это?