Тиберий, став преемником Августа, сначала следует заветам своего отца. Он ведет себя аккуратно, он очень вежливо разговаривает с сенаторами, он называет их, как полагалось, «отцами сенаторами». Мало того, он дает сенату ряд очень важных прав. Например, раньше высшая судебная власть была у народных собраний – комиций, а теперь он делает высшей судебной властью сенаторов. Он всячески дает понять, что он их слуга. Ну, в общем, все делается вроде бы правильно.
В это же время Германик воюет с германцами, добивается успехов. В 17 году, через три года после вступления Тиберия на престол, герою устраивают триумф в Риме, а это величайший почет, о каком только может мечтать полководец. Германик торжественно проходит по всему Риму, за ним везут его трофеи, ведут пленных. И его семья, включая маленького Калигулу, которому вот-вот исполнится пять, стоит в центре города, и радостно разделяет триумф отца, купаясь в лучах его славы. Это же наблюдает и Тиберий. И, судя по всему, Тиберию это нравится гораздо меньше. Тиберий к этому моменту уже человек не очень молодой. Германик – его наследник, его племянник, сын его любимого брата, казалось бы, он должен радоваться, но не такова обстановка в Риме. Каждый, получивший власть, думает о том, как бы ее не потерять. Очень трудно сказать, как было на самом деле, по этому поводу тоже рассуждали разные древние историки, и потом уже историки современные нам, сам Тиберий не оставил никаких мемуаров или даже обмолвок, но очень сильно предположение о том, что Тиберий видел в Германике какую-то угрозу своей власти. Во всяком случае, через некоторое время Германика отправляют на Восток.
Это не ссылка, управление восточными провинциями – это всегда богатство, это почет и уважение, это хорошее назначение. В то же время – его отсылают подальше из Рима. Его отправляют на Восток с семьей. И дальше до нас доносятся только глухие и противоречивые вести. Германик там и воюет, и организует управление, и много чего делает, а потом отправляется в Египет, что вообще ему делать не полагалось без специального разрешения принцепса. Египет был чрезвычайно ценной частью Римской империи, оттуда шли огромные богатства. Египетские урожаи обеспечивали столь заметную часть пропитания империи, что туда просто так полководцу отправиться было нельзя: все помнили, как Марк Антоний отправился в Египет и стал там с Клеопатрой править практически независимо. И тем не менее Германик отправляется в Египет, в Александрию, хотя должен был находиться в Сирии. А вернувшись наконец в предписанную ему Сирию, 34-летний, здоровый и полный сил Германик внезапно заболевает и умирает… В его смерти обвиняют римского наместника в Сирии Гнея Пизона. У них перед этим был долгий и острый конфликт.
По Риму немедленно расползаются слухи: может быть, он отравлен не просто так, а по приказанию Тиберия? Мы не знаем, так это или нет. В последующие годы мы видим Тиберия как невероятно подозрительного, мрачного, жестокого и хитрого правителя. Очень может быть, что он решил разделаться с племянником, но доказательств, естественно, никаких нет. С этого момента по понятным причинам, мягко говоря, осложняются отношения между семейством умершего Германика и Тиберия. Вдова Германика Агриппина, как и полагается по римским обычаям того времени, кремирует тело своего мужа на Востоке, в Антиохии, а урну с его прахом везет в Италию. Страна погружается в траур по Германику – официальный, но и народный, который показывает, насколько он был популярен. Когда прибывает корабль, на котором Агриппина с маленьким Калигулой везет его прах в Италию, ее встречают легионеры, воевавшие с Германиком. Они сопровождают его прах до Рима. По пути их встречают сенаторы, ему пришли поклониться знатные жители Рима, и прах Германика торжественно хоронят в мавзолее, где уже покоится император Август. Примечательно, что Тиберий не участвует в этих похоронах. Хотя он встречает родственников, и Агриппина даже требует разбирательства смерти ее мужа. Начинается дело, но Пизон, правитель Сирии, покончил с собой, вероятно, чего-то опасаясь. Это рождает новую волну слухов, что не иначе это Тиберий велел его убить. Но ничего не выяснилось, никто не был наказан, и жизнь идет дальшее.
Б. Уэст. Агриппина сходит на берег с прахом Германика в Бриндизии.