Тайны Энраилл

Взбегая по лестнице сырого подъезда, я вдыхала полной грудью запах извести и дешевого табака. Не скривилась даже от вони мусоропровода и мигающей лампочки. Знакомая дверь усилила панику в душе. Я не видела родных так долго, что, кажется, готова была разрыдаться от простого предвкушения встречи. В то время, как они, наверняка, видели меня на днях, а может, и часами ранее. Руки задрожали сильнее от накатившей слабости, и пришлось приложить усилия, чтобы элементарно надавить на звонок. Женя внимательно наблюдал за мной, опираясь на перила и бряцая ключами. И как я ни пыталась вести себя естественно, но нетерпеливость и волнения выплескивались в громких вздохах, жадном рассматривании родного подъезда и покачивании с пятки на носок.

— Обулась бы все же, — тихо сказал Женя, склоняя голову к груди. — На бетоне стоишь.

Я не успела ответить — из-за двери донесся шум, а через мгновение она отворилась. Папа… В темных растрепанных волосах блестела легкая седина; футболка, надетая наизнанку, демонстрировала швы; домашние шорты заканчивались над коленом, а на икре тянулась длинная полоса шрама — ожог от мотоцикла, полученный еще в молодости. Сердце замерло, а взгляд прикипел к этому шраму. Я невольно улыбнулась, вспоминая, как в детстве вечерами трогала его и пристально разглядывала.

Папа нахмурился, отступил и кивнул Жене. Явно хотел о чем-то спросить, но молча присмотрелся ко мне, пока я пыталась контролировать мышцы лица. Не вышло. Скривилась перед тем, как заставила себя широко улыбнуться.

— Э-эх, — вырвалось вместе с громким вздохом.

— Ань, ты что? — спросил папа, и, услышав его голос, я разрыдалась.

Он не спешил обнять или утешить — как всегда строгий и скупой на ласку. Сколько помню себя, постоянно твердил маме, что все эти нежности, страсти и красивые словечки меркнут, если мужчина не способен обеспечить семью всем необходимым. А когда мама сидела над тетрадками, готовил ужин, приносил ей чай, ругал нас с Егором за шум и никогда не позволял ей проспать ночь за столом. Утром варил кофе и причитал о ее неблагодарной работе, а потом сам же отвозил в школу и желал хорошего дня. Он всегда был таким… Ругал, но не запрещал, жалел нежности, но, не задумываясь, проявлял о нас заботу.

Прикрывая рот ладонью и всхлипывая, я шагнула к нему, погладила щеку и наконец обняла.

— Дмитрий Александрович, не смотрите так на меня, я сам не понимаю, что с ней.

— Как это не понимаешь? — спросил папа, притягивая меня к себе и поворачиваясь так, будто хотел отгородить от Жени. — Она с тобой была.

— Была.

Наверное, надо вмешаться. Точно надо. Но как же тепло и хорошо.

— Женька… Евгений, кто ее обидел? — Стиснул мои плечи и потребовал: — Говори!

— Дим, кто там?

— Па-а-ап?

Я втянула воздух сквозь зубы; комната завертелась, пол пошатнулся.

— Молодежь, вы чего так поздно в гости? — Мама, заворачиваясь в домашний халат, показалась в коридоре. За ее спиной в приоткрытую дверь выглядывал Егор — лохматый, взъерошенный и хмурый. — И почему на пороге застыли? Проходите.

Приветливая улыбка мамы медленно превращалась в гримасу растерянности. Я в очередной раз крепко обняла папу, а затем сорвалась к маме. Она пахла клубникой и кондиционером для белья. В отличие от папы сразу обхватила мое лицо и, как-то мигом постарев из-за испуга, воскликнула:

— Анечка! Доченька, что случилось? — Мягкий голос ласкал слух, поднимал горячую волну в груди. Я крепко взяла родные руки и, заливаясь слезами, поочередно целовала ладони. Только сейчас убедилась, что выросла, но изменилось не так много — я просто стала взрослым ребенком. — Господи, да что же ты молчишь?! Анюта, скажи, что стряслось?

Я покачала головой и бросилась к Егору. Он уже вышел из комнаты и теперь настороженно следил за происходящим. От меня отступил, но безропотно позволил обнять себя. Какой же он высокий. Тощий, но уже такой высокий.

— Ну ты чего, Анька? — как-то скованно спросил он. Растерялся… Я отстранилась и глянула на него. Курносый, с глубоко посаженными темными глазами, разлет бровей отцовский, а вот губы мамины. Он неловко погладил меня по плечу и очень тихо упрекнул: — Ань, ты родителей пугаешь.

И я, наконец-то, смогла с улыбкой выдавить из себя:

— Извини.

Он пожал плечами, ногу в колене подогнул и завел за вторую.

— Да ладно. Просто… — И снова растерялся; взгляд опустил, пряча собственное беспокойство.

Я повернулась и вытерла слезы со щек. Я дома…

— Господи, Анька! А с рукой что сделала?

— Евгений, выйдем поговорить.

— Пипец…

Я дома. Духи Фадрагоса, я дома!