Тайны этого мужчины (ЛП)

— Блядь! Ава, блядь, блядь, блядь, блядь! — кричит он, но глаза по-прежнему крепко закрыты. Я не могу заставить его смотреть на меня, но чертовски уверена, он меня слышит. Возвращаю вибратор к себе и прикладываю головку к клитору.

Святое гребаное дерьмо!

Я задыхаюсь, колени дрожат, я дергаюсь от мощи, пронзающей меня и ударяющей в мое естество.

— О-о-о-о, боже! — стону, а затем слегка усиливаю давление. Это действительно приятно.

Он резко распахивает глаза, его дыхание прерывается, а в морщинке на лбу скапливается пот. Выражение лица — настоящая пытка. Я почти чувствую себя виноватой.

— Ава, все твое удовольствие исходит от меня.

— Не сегодня, — заявляю, со вздохом закрывая глаза.

— Ава! — рявкает он, гремя наручниками о спинку кровати. — Блядь! Ава, ты слишком давишь!

Я держу глаза закрытыми.

— Хм-м-м, — напеваю, слегка подергиваясь, когда ритмичная вибрация щекочет клитор.

— Мне тридцать семь! Ради всего святого, женщина, мне тридцать гребаных семь лет!

Я распахиваю глаза.

О боже!

От шока у меня отвисает челюсть, а вибратор падает на кровать. Он мне сказал? Черт возьми, сработало! Мне хочется станцевать джигу на кровати и от чувства триумфа докричаться до небес. Почему я не подумала об этом раньше? Я не обманываюсь тем, что мне удастся провернуть такое снова — он, вероятно, теперь будет спать с одним глазом до конца своей жизни, так что, возможно, мне следует воспользоваться его уязвимым состоянием и вытянуть еще несколько ответов, например, откуда взялся шрам, сколько женщин у него было и какого черта полиции нужно в «Поместье». О, и о таинственной женщине и Саре…

Он свирепо смотрит на меня, и я внезапно вырываюсь из своего мысленного праздничного танца и впадаю в панику.

— Сними... эти... чертовы... наручники. — Медленно, с шипением он подчеркивает каждое слово.

Ох, черт возьми! В своем тщательно продуманном плане и реализации траха правды, я не задумывалась о последствиях. Он кипит от злости, а теперь я должна его освободить. Что он сделает? Я перебираю варианты, но на это не уходит много времени, потому что есть только два: отпустить его и принять наказание или оставить его прикованным к кровати навсегда.

Смотрю на него широко раскрытыми настороженными глазами, а он смотрит на меня мрачным, яростным взглядом. Что же мне теперь делать? Я опускаю руки на его упругие бедра и медленно подтягиваюсь вверх по его телу, пока не оказываюсь с ним лицом к лицу. Мне нужно поднять ему настроение.

Проведя руками по его волосам, я прижимаюсь губами к его губам.

— Я все равно тебя люблю, — бормочу сквозь поцелуй. Может, ему нужна уверенность. Одиннадцать лет — почти ничто. В чем проблема? Он по-прежнему мой прекрасный, шаловливый бог.

Он стонет, когда я дополнительно уделяю его рту особое внимание.

— Хорошо, а теперь сними наручники.

Я целую его шею и утыкаюсь в нее носом.

— Ты злишься на меня?

— Чертовски безумно, Ава!

Я сажусь и смотрю на него. Он и правда безумно злится, и теперь я в ужасе. Одариваю его своей лучшей дерзкой улыбкой.

— А ты не можешь обезуметь от любви?

— И это тоже. Сними наручники. — Он выжидающе смотрит на меня.

Я сдвигаюсь, чтобы приподняться, и вздрагиваю, когда его возбуждение оказывается у меня между ног, — пульсирующая, влажная головка скользит по моему входу.

Он ерзает.

— Черт побери, Ава! Сними эти чертовы наручники!

Он совершенно невменяем и теперь я уверена… наручники снимать я не собираюсь. Поднявшись с кровати, встаю в стороне, глядя на него с яростью.

— Что ты сделаешь? — нервно спрашиваю я.

— Сними их. — Он почти убивает меня взглядом.

— Нет, пока не скажешь, что сделаешь.

Его грудь расширяется, он тяжело дышит.

— Буду трахать тебя до тех пор, пока ты не станешь умолять меня остановиться, а потом ты пробежишь четырнадцать миль. — Он поднимает голову и пронзает меня свирепым зеленым взглядом. — И мы не будем останавливаться, чтобы размять мышцы или выпить кофе!

Что? Трахаться я согласна, но никакого бега, кроме как из его пентхауса. Вчера он уже заставил меня преодолеть десять миль. Вот каков его способ вернуть контроль; заставить меня сделать то, чего я на самом деле не хочу, а я определенно не хочу бежать четырнадцать миль.

— Я не хочу на пробежку, — говорю, как можно спокойнее. — Ты не можешь меня заставить.

Его брови взлетают вверх.

— Ава, ты должна помнить, у кого власть в отношениях.

Я с отвращением отшатываюсь, а затем бросаю взгляд на его скованные запястья, прежде чем снова посмотреть на него.

— Прости, а у кого власть? — говорю насмешливо, хотя на самом деле никакого веселья не испытываю. Я на полном серьезе тычу пальцем в гремучую змею, но это маленькое заявление заставило меня почувствовать гордость.

Мой сарказм лишь еще больше усиливает его ярость — если это вообще возможно.

— Ава, я тебя предупреждаю!

— Не могу поверить, что ты так из-за этого злишься. На меня, значит, надевать наручники — это нормально!

— Я все контролировал! — кричит он мне в ответ.

Ах! Так все это потому, что ему нужно контролировать ситуацию? Как глупо!