Тайны фальшивых денег — вчера, сегодня, завтра

За два с половиной года неутомимого труда человек, не прошедший обучения в производстве бумаги, технике печати, не говоря о графических работах, достиг такой высоты, таких результатов, что они вполне заслуживают эпитета «гениальные». Банкноты Чеслава Боярского были совершенны по качеству. Он подумал и о водяных знаках. Для снятия всяческих подозрений он изобрел специальную установку, «старящую» деньги. Ведущие эксперты Банка Франции, выступая в суде, признали, что невозможно было предупредить общественность, назвав признаки, но которым можно было бы отличить денежную продукцию Боярского. Они, опытные эксперты, с великим трудом и то не всегда идентифицировали его банкноты. «Стреляным воробьям» показался подозрительным хруст, издаваемый банкнотами, когда их усердно мяли. Скажите, кому придет в голову мять деньги? Единственная реальная улика — повторяющиеся номера. Подобное доказательство вины начинает «работать» лишь тогда, когда фальшивые деньги поступают целыми пачками.

Когда Боярский изготовил первый самостоятельный банкнот, он приобрел петушка для рождественского стола 1950 года. Это был вообще первый вклад главы семьи в семейный бюджет. До 1954 года Боярский изготовлял 1000-франковые банкноты. Сам пускал их в оборот по одной купюре, затерявшейся среди настоящих денег. Постепенно освобождаясь от финансовых забот, он в конце 1954 года останавливает свое производство и снова посвящает себя изобретательству. Однако на этом поприще ему не улыбнулась судьба. В 1957 году 1957 году Боярский снова приступает к печатанию банкнотов уже в 5 тысяч франков. Растущая инфляция сказывается и на его подпольном промысле. По-прежнему Чеслав сбывает свои банкноты самостоятельно.

В 1960 году Боярский построил виллу в Монжероне. Через два года в ее подвале он начинает выпуск банкнотов достоинством в 100 новых франков.

Его близкий друг Антуан Довгье, которого Боярский не один раз спасал от неуплаты долгов, в конце концов, стал верным сообщником. Боярский предупредил Довгье, чтобы тот никогда не расплачивался его деньгами в банке или на почте. Друзья установили курс: Довгье за 70 настоящих франков получает 100 франков Боярского, Довгье вовлек в прибыльное дело своего родственника Алексиса Шувалова, рассчитываясь с ним по курсу 75 настоящих франков за 100 франков Боярского. Шло время, никаких тревожных сообщений нигде не появлялось, и соучастники Боярского осмелели. Для Шувалова Боярский — фальшивомонетчик высочайшего класса, которого невозможно уличить. Посему опасаться нечего. Дифирамбы Шувалова стали гибельными для Боярского.

После оглашения приговора комиссар Бенаму сделал заявление: «Возможности искусства Боярского ошеломительны. Если бы он во Франции подделывал доллары, его бы, вероятно, вообще никогда не арестовали».

Американский журнал «Тайм» писал о фальшивых деньгах Боярского: «Это была настолько чистая работа, что… даже во Франции, где производится 80 % всех фальшивых денег, Боярский заслуживает славы Леонардо да Винчи».

Относительно 80 %, то это слишком уж сильное преувеличение. По официальным данным, именно в США производится не менее половины всех фальшивых денег.

12 мая 1966 года начался судебный процесс, После двух с половиной лет предварительного заключения человек, сидевший на скамье подсудимых, мало походил на энергичного изобретателя и предпринимателя. Бледное, измученное лицо тяжело больного человека. Так и было на самом деле. У Чеслава Боярского обнаружили туберкулез легких и костный рак. Однако он был готов вступить в борьбу с обществом, которое не признало его талант.

Перес, председатель суда, светился удовольствием: предстоял спектакль, в котором он будет играть первую скрипку. Перес знает, что Боярский не обладает ораторскими способностями, у него проблемы с французским языком, логика — неизменная помощница изобретателя — ему теперь явно изменяет. Подсудимый держится отстраненно. Он, правда, всегда был одиночкой, и все делал сам, Боярский никогда не умел вести диалог, теперь же ему это делать необходимо, и он, неопытный оппонент, попадает в хитроумные ловушки, которые расставил Перес.

«Скажите, обвиняемый, вам никогда не приходила в голову мысль подыскать себе работу? И потом, бывает, люди решаются на воровство, даже на убийство, но почему фальшивые деньги?»

Чеслав понимает, что его явно провоцируют, но не может возразить, что ему так и не удалось найти работу, чувствует себя донельзя оскорбленным намеком Переса, не делающим чести последнему: воровать или даже убивать лучше, поскольку это доставит меньше хлопот и неприятностей государственному банку. Однако подобной «социальной» логикой Боярский не владеет: «Господин председатель, я никогда не был в состоянии что-нибудь украсть или напасть на кого-нибудь. Я запер себя в своей башне из слоновой кости и хотел сделать что-то своими руками. Я знал, что мои дети будут презирать меня, если я не смогу накормить их».

Перес: «У вас не было ощущения, что вы занимаетесь чем-то противозаконным, подлежащим наказанию?»