Тайны Федора Рокотова

Трудно сказать, что привлекало Екатерину в этой молчаливой красавице, как ее обычно называли современники. Малограмотная, не владевшая иностранными языками, неспособная поддержать светскую беседу, она оставалась молчаливым свидетелем самых сложных дипломатических переговоров императрицы, сопровождала ее во время путешествия в Тавриду, не оставляла во дворце. Даже рокотовский портрет вошел в дворцовое собрание и хранился наравне с лицами императорской фамилии.

Другой, не менее близкой Екатерине семьей была семья Протасовых, двоюродных племянников братьев Орловых. Еще во время своего фавора Г. Г. Орлов устраивает во дворец племянницу, А. С. Протасову. Некрасивая, неумная, на редкость сварливая, новая камер-фрейлина к удивлению окружающих очень скоро становится совершенно необходимой Екатерине II. Императрица мирится с ее несносным характером, потакает капризам, выполняет все более многочисленные просьбы, превращавшиеся в настоящие требования. Протасова не упустит ни одного из преимуществ, связанных с положением царской любимицы. У нее собственные покои в дворцовых апартаментах, целый штат пажей и право пользоваться императорской кухней. Но главный предмет забот Анны Степановны — единственный брат и его многочисленные дочери. Лишь бы их получше устроить в жизни, обеспечить титулами и богатством.

По сведениям каталога рокотовской выставки, П. С. Протасов выглядит вполне достойным государственным деятелем: сын сенатора, бригадир (1768), участник русско-турецкой войны, правитель Новгородского (1778–1782) и Калужского наместничества (1782–1792), к тому же еще генерал-поручик и сенатор. В действительности главной заслугой Протасова было родство с Анной Степановной, обеспечивавшей ему постоянное продвижение по служебной лестнице. Рокотов таким и пишет его — самодовольным холеным барином, презрительно рассматривающим окружающих маленькими заплывшими глазками. Почти одновременно Ф. Рокотов пишет и портрет его жены, снабженный на обороте не совсем обычной надписью: «Александра Ивановна Протасова р. Протасова». Портреты всегда трудно связывать с сохранившимися в сегодняшней Москве домами, особенно рокотовские портреты, где душевное состояние человека, выражение его внутренней жизни становятся смыслом и содержанием создаваемой художником картины о человеке. И все же есть свое, особенно острое и непривычное ощущение в том, чтобы остановиться перед тем домом, в который входил художник, где жили те, кого он писал.

Портрет И. И. Барятинского.

Дом на московском Сивцевом Вражке давно приобрел имя аксаковского. Мемориальная доска говорит о том, что здесь находилась одна из московских квартир писателя, где праздновал свой день рождения Гоголь, бывали Тургенев и Щепкин. Дом переделывали, достраивали, и все же он сохранял старые стены, нарядную анфиладу парадных комнат, две крошечные гостиные со скругленными углами, которые так любила протасовская семья. Это родовое гнездо Протасовых — члена Военной коллегии генерал-поручика Якова Яковлевича и его младшего брата, отца изображенной на рокотовском портрете Александры, Ивана Яковлевича, женатого на А. А. Юшковой, близкой родственнице великолепного живописца петровских времен Ивана Никитина. С этой же семьей породнятся впоследствии В. А. Жуковский и Н. М. Карамзин.

Дочери Протасовых после смерти матери получили разрешение поселиться во дворце вместе со своей теткой, которая сумела им устроить блестящие партии. Одна из них стала, между прочим, женой Ф. П. Ростопчина и была изображена на известном портрете О. А. Кипренского.

И, наконец, еще одно связанное с окружением Екатерины II имя — И. И. Барятинский. У императрицы совсем непростые отношения с этой семьей. Отец изображенного Рокотовым юноши был флигель-адъютантом Петра III, но не лишился милостей и новой монархини. Впрочем, Екатерина предпочла его видеть посланником в Париже, где проходят детство и юность сына.

Он и смотрится французским маркизом, этот высокий гибкий мальчик, повернувшийся к зрителям в овальном окне рокотовского портрета. У Барятинского умное, тонкое лицо, спокойный, сосредоточенный взгляд рано повзрослевших глаз. Детство — оно бесследно исчезло за умением себя держать, следить за мыслями и словами, ничем не выдавать настроений и чувств. Но зато какой внутренней жизнью оживает это лицо благодаря найденному Ф. Рокотовым живописному решению, когда под тонкой обобщающей целое лессировкой светится тон грунта и в розовом бархатном кафтане, и в желтом камзоле, и в бледных, чуть запавших щеках.

Детство И. И. Барятинского прошло частью в Париже, частью в подмосковном Рождествене, проданном в 1773 году отцу А. В. Суворова. И не из этих ли встреч с русской деревней он вынес свою страсть к агрономии? После длительной военной службы и работы в дипломатических миссиях, в том числе чрезвычайным посланником и полномочным министром в Мюнхене, Барятинский становится одним из первых в России ученых-агрономов.