Тайны финской войны

В большом своем заключительном выступлении Тимошенко широковещательно заявил, что «на Карельском перешейке Красная Армия, впервые в истории войн, успешно прорвала современную железобетонную полосу, сильно развитую в глубину, показав тем самым на сегодняшний день пример прорыва современной обороны, на котором нужно учиться сложному искусству прорыва укрепленных районов». Чувством скромности Семен Константинович явно не страдал, выставляя действия фронта, которым сам командовал, как образец не только для Красной Армии, но и для всего мира, для истории. «Прорыв линии Маннергейма, — говорил он с пафосом, — должен рассматриваться… как акт величайшего героизма и самоотверженности Красной Армии и как итог достижений военной техники и военного искусства в нашей стране. Здесь нашли свое применение и наиболее мощные системы артиллерийского вооружения, обладающие огромной ударной силой и способные разрушать бетонированные огневые точки, созданные из специального бетона, и бронированные купола из специальных сталей. Здесь же нашли применение и все наиболее современные типы танков с утолщенной броней, которые действовали в тесном взаимодействии с пехотой. В процессе прорыва линии Маннергейма все рода войск поддерживались мощной тяжелой артиллерией и бомбардировочной авиацией. Вся линия Маннергейма была с тыла изолирована действиями воздушных сил. Наступление велось методически, но непрерывно и с неослабевающей мощью. В атаку были подготовлены специально подготовленные войска. Огнеметные танки атаковали прямо на казематы и направляли струю горящей жидкости в амбразуры. Саперы, включенные в состав штурмовых отрядов, следовали непосредственно за огнеметными танками и производили механические разрушения».

Кое с чем здесь нельзя не согласиться, особенно насчет героизма и самоотверженности бойцов и командиров, но вот в остальном Тимошенко выдавал желаемое за действительное. Мы уже убедились, что блокировать с воздуха финские войска не удалось, и те без больших потерь смогли отступить с линии Маннергейма к Выборгу. К тому же из‑за отсутствия в советских ВВС пикирующих бомбардировщиков и штурмовиков авиации невозможно было не только осуществить такую блокаду, но и оказать серьезное воздействие на вражеские укрепления. Ну а взаимодействие артиллерии, авиации и пехоты вообще оставляло желать лучшего вплоть до последнего дня боев. Что же касается «специально подготовленных войск»… те дивизии, которые имели время на подготовку, как 70–я стрелковая М. П. Кирпоноса, во время февральского штурма действовали успешнее других. Однако многие дивизии, перебрасываемые из внутренних округов, шли в бой сразу по прибытии, не успев даже изучить обстановку на местности, и вот они и несли особенно большие потери.

Тимошенко признавал, что «война с белофиннами выявила всю пагубность нашей системы боевой подготовки — проводить занятия на условностях, кабинетным методом», что «боевая подготовка и сегодня хромает на обе ноги», что «работа по перестройке си — стемы учебы… требует длительного времени и упорного труда» и «сегодня оперативная подготовка высшего командного состава не достигает требуемой высоты». Но не все плохо, и нарком утверждал, будто «летний период этого (1940–го. — Б. С.) года явился переломным моментом в вопросах воспитания и обучения армии в условиях, приближенных к боевым», хотя «осенние смотровые учения выявили, что войска еше полностью не перестроились»…

А уже через три месяца, весной 1941–го, Тимошенко был настроен вполне оптимистично. В приказе по итогам весеннего инспектирования войск он отмечал, что в целом уровень боевой подготовки личного состава значительно возрос; пехота серьезно улучшила дисциплину марша, научилась лучше маневрировать на поле боя и взаимодействовать с другими родами войск; танкисты освоили движение по пересеченной местности, а артиллеристы — сопровождать наступление огневым валом…