Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

Сторонники Наундорфа в течение целого века упорно утверждали, что герцогиня Ангулемская сообщила всю правду в своем завещании, которое по ее желанию должно было быть вскрыто через 100 лет после ее смерти, то есть 19 октября 1951 года. Однако и после этой даты не было найдено никаких следов завещания. На запросы ученых заведующий архивом Ватикана, где, по слухам, хранилось завещание, ответил, что не обнаружено никакого подобного документа. (Это не мешает сторонникам претендента утверждать, что позднее папа Иоанн XXIII, ознакомившись с досье Наундорфа, признал притязания его потомков.) На запросы, посланные в Вену, были получены менее категоричные ответы. Вместе с тем опубликованные сравнительно недавно письма герцогини Ангулемской доказывают, что она, вопреки своим публичным заявлениям, не верила в смерть брата в Тампле.

Была проведена новая экспертиза волос. А. Кастело приложил много усилий, чтобы раздобыть пряди волос дофина, сохранившиеся еще со времени до августа 1792 года, и сравнить с локоном, срезанным дежурным комиссаром Дамоном у ребенка, скончавшегося в Тампле 8 июня 1795 года. Судебно-медицинская экспертиза доказала, что они принадлежат разным людям. Если не оспаривать безусловную аутентичность этих прядей, то следует, видимо, признать, что мальчик, умерший в июне 1795 года в Тампле, не являлся дофином. Кастело пришлось выпустить новое издание своей книги, доказывая, что Наундорф — самозванец.

Уже знакомый нам А. Луиго попытался в своих книгах доказать, что вопреки всем сомнениям Наундорф был действительно увезенным из Тампля дофином, для обоснования этого Луиго свел воедино ряд «частных» гипотез, которые были почерпнуты в статьях, опубликованных в различных журналах конца прошлого и начала нашего века. В этих гипотезах фигурировала в качестве достоверной информация, требовавшая, однако, тщательной проверки, которая так и не была проведена.

Лондон, пишет Луиго, вскоре после победы французов при Флерюсе и особенно после 9 термидора узнал, что Берлин фактически разорвал секретный англо-прусско-нидерландский союз и повел сепаратные мирные переговоры с Парижем. Сохранение в тайне контактов между Пруссией и Францией приобрело для прусского правительства первостепенную важность. Пруссия держала «Капета» заложником на случай, если понадобится использовать его в своих интересах. Возможно, в 1815 году Гарденберг, Фуше и бывший французский маршал Бернадотт, ставший шведским наследным принцем, строил планы обнародования факта, что Людовик XVII жив. Быть может, им удалось бы склонить к этому и царя Александра I. Но вмешательство Талейрана, опиравшегося на поддержку Англии и Австрии, положило конец этим планам.

Как и некоторые другие эвазионисты, Луиго считает, что отдельные претенденты были теми лицами, которыми подменили подлинного дофина. Именно одного из них в 1803 году Баррас угрожал бросить к ногам первого консула Бонапарта. После бегства из Тампля дофин будто бы нашел убежище в Швейцарии. Луиго опирается здесь на показания Марии Лешот (1834–1919). Она была племянницей Фридриха Лешота, которого отождествляют с «Фридрихом» из рассказа Наундорфа о своих скитаниях, и внучкой Сюзанны Екатерины Лешот, урожденной Химели (1755–1845), о которой уже говорилось. Мария Лешот составила записку (своего рода мемуары), насчитывавшую 60 страниц, в которой излагала тайну, которую в 11 лет узнала от бабки. Эта записка была опубликована в журнале «Лежитиме» в марте 1900 года, но оригинал потом оказался утерянным. Эту записку использовали в своих книгах два швейцарских историка — сторонники кандидатуры Наундорфа. Речь идет о работах Э. Навиля (1908) и Ф. Макюа (1922). Μ. Лешот писала о прибытии в Женеву в 1798 году ребенка, увезенного из Тампля. (Оба упомянутых историка относят этот приезд к 1803–1804 годам.) Луиго считает, что речь идет о двух его приездах (в 1794–1795 и 1804 годах). Интерпретация Луиго базируется на том, что «молодой Капет», как мы знаем из ряда свидетельств, страдал от нервного заболевания. Больного лечил доктор Бартелеми Химели — широко известный специалист по заболеваниям нервной системы. К 1804 году доктора уже не было в живых, и речь шла о предоставлении временного убежиша потерявшему память больному. Доктор Химели был врачом прусского короля Фридриха II и после его смерти вернулся в Женеву, сохранив тесную связь с придворными кругами Берлина. Семейство Химели, видимо, было знакомо с прусским дипломатом Гарденбергом (впоследствии министром и главой правительства). В 1794 году он был губернатором Невшателя — владения прусского короля — и послом в Берне. Вскоре после вступления на престол нового прусского короля Фридриха Вильгельма III сын доктора пастор Жан Жак Химели и его 10-летний племянник Фридрих Лешот посетили Берлин и были приняты королем и королевой Луизой, известной в истории Пруссии.