– Гражданин не может вас принять.
– Почему же?
– Вот уж десять минут как с ним случился удар… когда он выходил из-за стола… в то время как он разговаривал с дамой… – проговорил, колеблясь и сбиваясь, слуга, отворявший офицерам ворота.
– А! – произнес красивый юноша с каштановыми волосами. – А эта дама молода?
– Шестнадцати лет или несколько более.
– Красива?
– Очень красива, – ответил слуга.
Офицер обратился к товарищам:
– Вот как! С ним сделался удар… после обеда… во время разговора с очаровательной женщиной!.. Что вы скажете об этом судье!
– Должно быть, забубенная голова и волокита! – вскрикнул дружно весь хор офицеров, и все покатились со смеху.
Красивый юноша снова обратился к лакею:
– Так как твой господин болен, то представь нас хозяйке.
VI
Расставшись с Еленой, Ивон счастливо выбрался из Ренна.
«Куда мне идти?» – подумал он, увидав вокруг открытую, пустынную местность.
Зародившаяся в его сердце любовь изгнала на время воспоминание о дружбе. Но, оставшись один, он подумал о друге детства, разделявшем с ним сначала игры, а теперь общие опасности.
– Надо мне вернуться в Лаваль, где я укрыл моего дорогого Кожоля. Несмотря на рану он, вероятно, не утратил своей неиссякаемой веселости. Один он в состоянии рассеять мое беспокойство о Елене, оставленной в неприятельском лагере.
Ивон тяжело вздохнул, говоря себе:
– Бог знает, когда я ее увижу!
С подобными мыслями кавалер, первый раз полюбивший, пустился в Лаваль. Этот короткий поход был опасен для Ивона: с одной стороны, ему угрожали синие, которые расстреляли бы его на месте, попадись он им в руки, а с другой – шуаны могли пустить в него пулю из засады, не дав ему и секунды, чтоб назвать имя. Однако он, здоровый и невредимый, добрался до Лаваля.
Кожоль укрывался у хлебопека Симона, который, как и вдова в Ренне, был тайным агентом шуанов. От городских ворот до дома булочника Бералек почти никого не встречал, улица была пустынна. Представившись Симону, он спросил о причине этого безлюдья.
– О! – отвечал добряк. – Вы не могли выбрать более удобной минуты, чтоб тайком войти в город, потому что весь народ хлынул на площадь смотреть на казнь вашего несчастного генерала, принца Талмона.
Действительно, в великом вандейском восстании принц Талмон, командовавший отрядом, в котором служили Ивон и Кожоль, был взят в плен синими у самых ворот Лаваля, и в этот день он всходил на эшафот.
– А наш раненый? – осведомился Ивон.
– По-прежнему весел. Впрочем, он находит, что время немножко долго тянется и спрашивал несколько раз о вас. Он изобретает все средства, чтоб развлечь себя, и сегодня, например, шутки ради он потребовал мадам Триго.
– Что это за Триго?
– Старая ворожея шуанов, о которой я ему вскользь как-то сказал. С тех пор он замучил меня, требуя, чтоб я привел к нему эту гадалку. Она теперь у него.
Хлебопек замолк на полуслове и, глядя на улицу, начал опять:
– Вот, кавалер, народ возвращается с казни. В этой толпе есть люди, которым лучше не попадаться на глаза, и так как вы не за тем пришли в Лаваль, чтоб кричать о себе на каждом углу, то не худо бы отправиться теперь к графу, в его тайный уголок.
– Знаешь ли ты, мой добрый Симон, что, принимая нас двоих в своем доме, ты можешь навлечь на себя неприятности?
– Ба! Семь бед – один ответ. За одного или двух все же одна смерть. Оставайтесь с господином Кожолем, пока он не выздоровеет, и тогда я найду средство вернуть вас к вашим боевым товарищам.
Убежищем Кожолю служил узкий кабинет с замаскированным ходом, построенный между стенами двух домов.
При виде своего друга Пьер закричал от радости.
– А мой милый Ивон! Ты кстати явился, чтоб попытать счастье.
Обращаясь к старухе, сидевшей у его постели, Кожоль сказал:
– Вот, благосклонная Триго, достойный экземпляр для вашего изучения. Ивон, давай скорей руку, ты узнаешь свое будущее.
Бералек протянул ладонь, которую ворожея внимательно осмотрела.
– Вы очень хотите узнать свою судьбу? – важно спросила Триго.
– Да уж не думаешь ли, любезная, что он протягивает руку для милостыни? – вскричал больной.
– Говорите! – попросил Ивон.
– Который вам год?
– Двадцать четыре.
– Ну, так я читаю на вашей руке, что вы не достигнете тридцати шести лет. Раньше вы умрете на эшафоте.
– Вот как! – удивился Кожоль. – Да ты, голубушка предсказываешь ему судьбу из моей книги жизни!
– Хорошо! Эшафот, если судьба так хочет, – спокойно отвечал Бералек.
– Не одна судьба этого захочет, – прибавила колдунья, изучая линии на его руке.
– Ба! Да кто же еще?
– Вы сами. Вы можете быть спасены, но погибнете, если на дороге к спасению вы не воспользуетесь величайшим блаженством, которое вам представится.
– Так что, выходит тебе эшафот по собственному желанию. Да это очень мило, любезный… подобная участь… и ты еще имеешь впереди десять лет, чтоб сделать выбор, – говорил Кожоль, смеясь.
Встав с места, чтоб проститься, ворожея обратилась к Пьеру:
– Напрасно вы смеетесь, – сказала она. – Участь вашего друга зависит от него самого… и если вы не верите, то не мешайте верить другим.