Тайны французской революции

– Но я верю, добрая старушка, верю, архи-верю, – возразил Кожоль, провожая хохотом гадальщицу.

– Что она хотела сказать этим? – спросил Ивон, когда за Триго закрылась дверь.

– Почем я знаю? То, что она тебе наговорила, в двадцать раз понятнее, чем ее предсказание мне.

– Что же она тебе напророчила?

– Что я подставлю под топор шею…

– Но это очень понятно, – прервал кавалер.

– Постой… что я подставлю под топор шею… другого!!. Мне срежут чужую шею! Что ты на это скажешь? Именно этот «другой» меня интересует.

– Это странно.

– Разве только мне подменят голову во время сна, а иначе я не знаю, как оправдать выдумку Триго.

Впечатление, произведенное предсказанием старухи, скоро изгладилось в Бералеке, и он начал расспрашивать больного.

– Что твоя рана?

– Я скоро буду ходить, – отвечал Кожоль, у которого через бедро прошел штык.

– Мы вместе пустимся в дорогу, потому что я остаюсь с тобой до твоего выздоровления.

– Теперь, господин Ивон, – весело сказал Кожоль, – твоя очередь отвечать. Что ты поделывал с той минуты, как донес меня на своей спине до Лаваля и оставил у доброго пекаря?

Бералек рассказал, как, возвращаясь в вандейскую армию, упал от усталости близ дороги в ров, откуда его вытащил Генюк. Он говорил о подземелье, в котором пробыл несколько часов с молодой девушкой, о том, как вместе они выбрались оттуда и пришли в Ренн, где Ивон нашел ей убежище.

– Она хорошенькая?

Бералек произнес такой красноречивый панегирик красоте Елены, что Пьер с удивлением взглянул на него.

– Но можно подумать, что ты влюблен?

– Да, я влюблен… как безумный.

При этом признании граф выказал комическое отчаяние.

– Ну, вот случай!.. Я получил удар штыком… тебя сразила любовь… оба ранены! Вот мы и попались! Я-то выздоровлю, но ты! Ты не будешь годиться для мщения, которое я приберегаю синим… Подумаешь, как бы мы могли позабавиться! Вот и испорчено мое торжество!

– Ты ошибаешься, я за тем и вернулся, чтоб вместе с тобой продолжить борьбу.

– Нет, нет, видишь ли, дружище, минута неблагоприятна, чтоб обременять себя женщинами.

Ивон засмеялся и ответил:

– Ты сам, Пьер, не… употребляя твое же слово… не обременен ли женщинами?

– Какими?

– Твоей сестрой и матерью.

– И тут ошибаешься. Когда я понял, что дело слишком опасно, то расстался с ними, оставив их в Крюне, в верном доме, на попечении старого служителя нашего семейства, Лабранша.

– Ты увидишь, что любовь не помешает мне смело напасть на синих.

– И Боже! Уверен… но я жалею самого себя, потому что теперь у меня будет друг-меланхолик. Я буду проводить жизнь, вопрошая: «Что с тобой, Ивон?» – а мне будут отвечать: «Я думаю о ней». А! Это будет забавно… трогательно… до того, что можно будет лить слезы в дуло ружья.

Отчаяние графа было так комично, что Бералек невольно улыбнулся и сказал: – Поправляйся сначала, болтун, а после успеешь наплакаться.

Выздоровление шло гораздо медленнее, чем ожидать Пьер. Только месяц спустя он почувствовал в себе довольно сил, чтоб предпринять путешествие.

Началось совещание с булочником Симоном.

– Куда хотите вы направиться? – спросил добряк.

– Конечно, туда, где хорошо и часто дерутся с синими! – вскричал Кожоль.

– Вернемся в Вандею, где еще держатся Шаретт и Стофлет, – предложил Ивон.

Булочник сделал презрительную мину.

– Да, правда, в Вандее еще дерутся, но это плевое дело по сравнению с тем, которое вам предложу я.

– Посмотрим, – сказал с любопытством граф.

– Многие вандейцы, избежавшие смерти, не вернулись в свою страну, но предпочли остаться в Бретани и действовать вместе с шуанством. Вы это знаете, не так ли?

– Да, – ответили молодые люди.

– Вдобавок, они избрали себе храбрых и надежных вождей, которые начнут большое дело, когда вся Бретань поднимется как один.

– Вот такого-то вождя нам и подавай, – подтвердил Пьер.

– Ну! Так я думаю отослать вас к самому хитрому. Как булочник я когда-то вел дела с одним мельником, который, видно, стал отчаянным малым. Он собрал свое войско и готовит ему много приятной работы, потому что не уступит синим ни пяди своей земли. Так я вас отошлю к Жоржу Кадудалю: а он хорошо принимает тех, кто приходит от старого друга его отца.

– Подавай же нам своего Кадудаля, – сказал Кожоль.

Симон продолжал:

– Синие подрядили меня на поставку двух телег муки для конвоя съестных припасов, отсылаемых в гарнизон Фужер. Они всегда забывают уплатить за муку, поэтому я позаботился вернуть свое добро, но предупредил Кадудаля о проезде конвоя, и он осадит его со стороны Витре. Я дал ему знать, что телегой будут править два друга, которых я ему посылаю. И теперь Жорж ждет вас. В минуту нападения на конвой вы свернете в сторону и присоединитесь к бойцам Кадудаля.

– Отлично! – вскричал граф.

Вечером молодые люди, переодетые крестьянами, поехали с конвоем, который, по предсказанию булочника, был остановлен Кадудалем недалеко от Витре. Час спустя Ивон и Пьер вступили в войско Жоржа, состоявшее частью из вернувшихся эмигрантов, частью из вандейцев.