Тайны французской революции

Мы видели графа с Ивоном в гостинице «Страус», когда Пьер назвался именем друга, чтоб провести любопытного болтуна Жаваля. Под этим же именем Кожолья знал Фуше, разыскивающий аббата, чтоб продать себя подороже. Имя Бералека подарило ему рандеву в Люксембурге, где Пьер взял то… что назначалось другому. Читатель не забыл его бегства из сада, его ночного вторжения к веселой Пусете, возлюбленной Точильщика – Шарля, пославшего через двадцать четыре часа за Кожолем, чтоб запереть в глубоком подземелье. Там он нашел Лабранша, старого служителя своей семьи, которому когда-то поручил свою мать и сестру и от которого узнал об их гибели на эшафоте.

Кожоль проводил длинные дни и ночи в этом тайном месте, все придумывая средства к побегу и отказываясь назвать своему тюремщику имя женщины, с которой встречался в Люксембургском саду.

Напуганный постоянной угрозой бегства, Ангелочек сначала отнял у своего пленного Лабранша. Позже, успокоившись, он опять возвратил графу его слугу, который явился еще более мрачным, еще более истомленным страданиями, но пылающим дикой жаждой мести своей жене.

– Так у тебя есть жена? – воскликнул Пьер, удивленный этим известием.

И добавил:

– Красива она?

– Ей пятьдесят лет.

– Однако это возраст мудрости. Что она могла сделать, чтоб навлеч на себя твой гнев?

– Вы хотите знать?

– Да, если я тебя спрашиваю!

– Ну так слушайте! – ответил лакей.

Теперь возвратимся к нашему рассказу. Читатель узнал достаточно, чтоб понять дальнейший ход событий.

VIII

Вернемся в комнату, где мы оставили Бералека подле белокурой хозяйки магазина, спавшей тяжелым, беспробудным сном. Неподвижно, с закрытыми глазами и подражая мерному дыханию спящего, Ивон не шевельнул ни одним мускулом, чувствуя, как обвивались вокруг его шеи обнаженный ручки Лоретты, поддававшейся движениям Лебика. Нежное дыхание спящей ласкало его лицо, он чувствовал волнующее прикосновение груди обожаемой женщины к его плечу. Горячечный бред воспламенил его сознание, и Бералеку пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтоб не сжать в страстных объятиях прекрасную возлюбленную. Но Ивон питал к Лоретте чистое, глубокое чувство любви, полной самоотвержения, преданности и почитания. Прежде всего он решился во что бы то ни стало спасти вдову от неведомой опасности.

«Спи спокойно, моя дорогая, я храню твой сон», – думал молодой человек, сдерживая желания, которые на минуту отуманили его голову.

Сильно рискуя, Бералек продолжал свою игру. Он чувствовал, что Лебик смотрит на него и не задумываясь применит силу, если поймет, что сон Ивона притворен.

Придавши влюбленным то, что он называл «анакреонтической позой», гигант произнес с грубым смехом:

– Теперь и другие могут явиться.

Затем он сел и молча прислушивался к дыханию спящих.

«Кого он ждет?» – спрашивал себя Бералек.

Для кавалера, знавшего, что спасение зависит от неподвижности, время тянулось очень долго… и, добавим, тем дольше, что он ощущал странное, томительное волнение, вынужденный оставаться недвижим рядом с Лореттой. Она вдруг заметалась во сне; обрывки слов замерли на ее улыбавшихся устах, и легкое дыхание донесло до уха молодого человека его собственное имя, а ручки теснее обвились вокруг его шеи. Сон молодой вдовушки рисовал ей храброго красавца, обещавшего ей свое покровительство. Личико Лоретты было так близко от Ивона, что, казалось, умоляло о поцелуе. Он уже готов был коснуться устами маленького ротика и вдохнуть в себя ее любовное дыхание… но сумел обуздать себя: Лебик бодрствовал.

Послышался смех мошенника.

– Э-э! – громко проговорил он. – Я думаю, что гражданка видит во сне не черных кошек или каких-нибудь неприятных животных.

В эту минуту часы пробили два.

– Дьявольщина! Они опоздали, – заворчал Лебик, уверенный, что молодые люди спят, и потому не стесняясь рассуждать вслух.

Чтоб как-нибудь скоротать ожидание, он вспоминал одно за другим все события вечера.

– Два эти голубочка скоро почувствовали действие питья… но тот, третий… этот мнимый бретонец – я уверен, что он переодетый, потому что у него слишком белые руки… словом, болтун, весь вечер крякавший на своем диком языке… как он не упал от наркотика на улице, когда я следил за ним? А между тем он выпил: его стакан пуст.

Лебик чувствовал невольное беспокойство. Приход Монтескью к магазинщице и длинный разговор по-бретонски сильно озадачили его.

– С какой стати замешалось имя Барассена в его чертовскую околесицу? – произнес он.

«А! Разбойник! Вот где твоя слабая струнка. Надо полагать, что Лебик и Барассен живут в одной шкуре», – подумал Ивон.

– Ба! – произнес негодяй беспечно. – На рынке не один осел называется… Барассеном! Вперед буду следить за бретонцем, когда он явится сюда.

Верзила, однако, был недоволен собой, потому что скоро продолжил, укоряя себя: