Тайны французской революции

Ивон вынул пистолет из чушки и зарядил его.

– Пьер, – сказал он глухо, – подумай об отчаянии, которое терзает меня, оно заставит меня убить тебя беспощадно. Избавь же меня от новых мук – мук совершенного преступления – и выпусти лошадь.

– Ступай же, дорогой упрямец. Хотелось мне избавить тебя от сильной горести, – грустно отвечал Кожоль, выпуская поводья.

Бералек тотчас же поскакал во весь опор, за ним последовал и граф, зная, что скоро утешения друга понадобятся несчастному. Стук копыт их лошадей звенел в ночи на дороге от заставы к улице Мон-Блан. Кавалер доехал до дома Сюрко, обезумев от тревоги. Он быстро спрыгнул на мостовую и отпер ключом, который всегда носил при себе, калитку аллеи и отворил ее дрожащей рукой.

Но Кожоль еще раз остановил его, загородив проход в дом, и в последний раз повторил ему: – Откажись видеть Лоретту!..

Не отвечая ни слова, влюбленный с необыкновенной силой, которую придало ему отчаяние, схватил друга за пояс и отбросил на десять шагов.

– Бедный Ивон! – прошептал Кожоль, поднимаясь, он понимал и прощал этот грубый поступок, вызванный страхом за любимое существо.

Он бросился за кавалером, спешившим в дом.

Здесь Ивон провел целый счастливый год и прекрасно знал все закоулки старого дома, чтоб не заблудиться в темноте. Скоро он дошел до бельэтажа, в котором жила вдова. Дверь освещенной комнаты ее была настежь отворена.

Бералек бросился в нее с криком:

– Лоретта, это я! Лоретта!..

Он внезапно отшатнулся, пораженный смертельным ужасом: госпожа Сюрко лежала на постели, бледная и неподвижная.

– Умерла! – вскричал он.

Адский хохот раздался ему в ответ и дребезжаний голос вымолвил:

– О! Нет, не умерла! Она еще долго будет жить… чтоб мучиться… а иначе месть моя не будет полной!

Ивон поднял глаза и увидал за изголовьем кровати отвратительного старика, с выражением мрачного торжества на лице скрежетавшего зубами. Бералек ошеломленно смотрел на этого гнусного человека, ухмылявшегося со звериной жестокостью.

– Кто же ты? – спросил он наконец.

– Я Сюрко, муж этой женщины, – захохотал старик. – Да, я Сюрко, хотя меня считали мертвецом!..

Кавалер в ужасе отшатнулся и пробормотал:

– Ты лжешь! Лжешь!

– Спроси вон того, кто стоит за твоей спиной.

Ивон обернулся и увидал Кожоля.

– Да, это правда… он действительно Сюрко, – подтвердил граф торжественно.

– Но откуда же ты знаешь? – вскричал влюбленный, не желая терять надежду.

– Лоретта сама подтвердила это передо мной, когда старик явился к ней, он вышел из подземелья Точильщика, куда тот его упрятал.

Ивоном овладело бешенство.

– О! Тогда я его убью! – заревел он, бросаясь на Сюрко.

Но остановился, увидев перед собой Кожоля, который строго обратился к нему: – Во имя той, которая лежит здесь без чувств, повелеваю вам, господин Бералек, пощадить этого человека. Такова ее воля, и моя обязанность позаботиться об исполнении ее наказа.

– Твоя обязанность, Пьер?

– Да, моя обязанность: Лоретта – моя сестра, а этот подлец, мой прежний лакей, заставил ее выйти за себя замуж под страхом эшафота, куда уже отправил мою мать.

– И ты не хочешь, чтоб я убил его?

– Нет, я поклялся сестре, что сохраню жизнь этому человеку.

Ивон в изнеможении опустился на стул.

– Да, – продолжал Кожоль, – вот горе, от которого я хотел уберечь тебя, мой бедный друг! Я хотел навсегда запечатать в своем сердце ужасную истину, которую сегодня узнал от Лебика.

– Ты видел этого разбойника? – воскликнул Бералек, выпрямившись.

– Да, ты все узнаешь. Но теперь надо торопиться. Остается не много времени для бегства.

– И мы оставим это прелестное, кроткое существо в руках мерзавца? – спросил в отчаянии влюбленный.

– Так надо!..

И, нагнувшись к уху друга, граф прошептал так тихо, что Сюрко не мог их слышать: – Ивон, не все потеряно. Надейся.

Затем он подошел к Сюрко, и, указывая ему на бесчувственную Лоретту, сказал ему спокойно, но твердо: – Лабранш, эта женщина сегодня два раза спасла тебе жизнь: в первый раз, когда я готов был убить тебя, во второй – когда я ради нее остановил своего друга. Помни же это. Я не знаю, что наговорил тебе Точильщик из мести к нам, но, клянусь, Лоретта не в ответе за твои несчастия. Не думай же требовать у нее отчета в прошлом, она столь же виновна в нем, как и новорожденный младенец; в противном случае – берегись! Хотя бы мне пришлось рисковать своей головой – но я приду наказать тебя!

Бросив прощальный взгляд на свою сестру, все еще скованную глубоким обмороком, Кожоль увел кавалера; Ивон, обессилев, повиновался, как дитя.

Когда стук копыт о мостовую стих вдали, старик дико захохотал.

– А! Вы похитили сокровища! Вы украли у меня золото с помощью этой проклятой женщины и не хотите еще, чтоб я подверг ее медленными и беспощадными пытками. Она моя, она в моей власти, лишенная защитника!.. Эта женщина, которую я сам видел на постели… рядом с ее любовником! А они хотят уверить, что она невинна! Ха! Ха! Ха! Она ответит за своего любовника, слышишь ты, возлюбленный Ивон. Ах ты, проклятый молокосос, еще вздумал грозить мне!