Cet invincible amour que je porte en mon sein,
Dont je ne parle pas, mais que tout Vous atteste,
Est un sentiment pur, une flamme céleste
Que je nourris, héla`s, mais c’est en vain.
De la séduction je ne suis pas l’apôtre:
Je serai fortuné possédant Vos appas,
Je vivrai malheureux, si Vous ne m’aimez pas,
Je mourrai de douleur, si Vous aimez un autre.
Непобедимую любовь несу в своей груди,
Не говорю я с ней, но чувствую всем телом.
Напрасных мук пожара между делом,
Огонь небесных грез, прошу, не разожги.
Я не апостол, чтобы долго устоять
Пред обольщением любви, греха и страсти.
Пусть я умру в печали и несчастьи,
Коль не судьба мне вами обладать. [30]
– Очень красиво, – сказала Анна Белль, чуть зардевшаяся от интимного смысла этих стихов.
Шувалов взял ее за руки. От этого прикосновения приятное чудодейственное тепло и спокойствие разлились по телу девушки. Она боялась поднять глаза, чтобы взглянуть на Андрея Петровича, хоть и понимала, как он ждет этого момента. Она чувствовала, что именно сейчас должна посмотреть ему в глаза и это будет не просто взгляд, это будет ее ответ на тайный вопрос, который был ей задан в стихах. Лицо девушки горело, руки стали ватными… Не поднимая головы, она сделала шаг вперед и прижалась щекой к его груди. Тут же, испугавшись такой вольности, отпрянула и побежала к дому…
– Завтра! На том же месте?! В то же время?! – прокричал граф ей вслед.
Анна Белль остановилась только у самых дверей, повернулась к Андрею Петровичу и весело крикнула в ответ:
– У цветочного магазина!
Шувалов в знак согласия прикоснулся к шляпе с легким поклоном.
3
Девушка вбежала в дом и чуть не столкнулась с Герритом Браамкампом, который выглядел вполне здоровым и, улыбаясь, встречал внучку.
– Het is nu goed aanvaard onder de huidige jeugd te benoemen bezoeken zo luid te horen de hele stad?1 [31] – лукаво поинтересовался он.
– Nou, opa!.. [32] – вспыхнула Анна Белль.
– Ik begrijp alles, Ik hevig verouderd! – Геррит с обожанием смотрел на девушку, блиставшую красотой и счастьем. Он был благодарен Анне Белль, которая под конец его жизни наполнила этот одинокий дом светлыми эмоциями и радостью. – Overdraagbare Shuvalov rij, zij het gaat om ons op elk tijdstip. Direct morgen. Bere zijn… een bloemenwinkel en heeft geleid tot de lunch. [33]
– Nou, opa! Dat is niet zo beleefd afluisteren! [34]
– Ha! Ja, ik vergat te trekken Staven van de oren en nog hoor je stem, Anna Bell. O morgen bij de datum kent de hele Amsterdam! Maar we leven in een vrije stad. [35]
Анна Белль действительно чувствовала себя счастливой. Ей было и боязно, и так интересно узнать в свои шестнадцать лет, что же таит в себе будущее отношений с Андреем Петровичем.
Девушка была готова повиноваться судьбе, безрассудно подчиниться интуиции и чувствам. Ей хотелось быть рядом с графом Шуваловым, прижаться щекой к его груди и прикоснуться губами к его губам. От этих дерзких желаний сердце билось учащенно и опять начинало пылать лицо. Она поднялась на второй этаж особняка и по дороге в свой будуар остановилась у картины, смотреть на которую раньше избегала. Теперь стыд прошел, картина выглядела привлекательной и волнующей. Анна Белль без тени смущения рассматривала детали полотна и почти физически ощущала эмоции изображенных на нем мужчин, женщин и сатира. Это была работа французского живописца XVII века Никола Пуссена «Акис и Галатея». Конечно же Анна Белль знала все и об этой картине, и о Никола Пуссене. Но раньше, проходя мимо, она всегда отводила глаза от обнаженных тел Акиса – сына римского бога Фавна – и его возлюбленной нимфы Галатеи. Сейчас же она с трепетом рассматривала композицию и сама уже была готова перенестись туда, чтобы наблюдать за происходящим наяву. Только шаги деда отвлекли ее от этих мыслей. Девушка быстро проскользнула к себе в будуар, смутившись и покраснев. В спальне Анну Белль ждал странный сюрприз: знакомые картины на стенах были кем-то подменены – на их местах находились совершенно другие полотна… Там, где раньше висел «Загородный пейзаж» Адриана ван де Вельде, теперь красовалась картина немецкого художника Лукаса Кранаха «Аполлон и Диана». При взгляде на обнаженные фигуры молодой богини Дианы и статного Аполлона у Анны Белль появилось непривычное ощущение какой-то внутренней напряженности, томления и тяжести внизу живота.