Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль

В это время года сумерки наступают рано. Серое небо темнело на глазах. В нем появилась первая, самая яркая точка – планета Венера, пробивающая своим сиянием тучи. А за ней – бледная луна у горизонта. В поместье осталась покинутая всеми напряженная тишина. Не было слышно ни сумеречных криков птиц, ни звона насекомых, ни даже легкого дуновения ветра. Тяжелый запах болота и влажной земли пронизывал воздух, окутывая развалины усадьбы.

У могилы в дальнем углу сада колья и штативы первого круга стали один за другим вылетать из земли. Они взвивались со свистом к небу на десятки метров и падали. Штативы с тарелками разрывались в воздухе на части, а отделившиеся от них детали разлетались в разные стороны, вонзаясь в деревья и в почву.

Следом взмыли другие ряды защитного ограждения, причем скорость, с которой они поочередно возносились, увеличивалась. В потемневшем небе предметы стали взрываться снопами искр, деревянные колья загорались, еще не долетев до земли, и рассыпались искрящимися углями. Этот странный фейерверк, устроенный неведомой энергией, бередил умиротворенную тишину угасающего небосвода…

3

Над гаванью Амстердама взрывались огни фейерверка. Фрегат «Надежда» отшвартовался от причала и медленно шел на веслах к большой воде, чтобы поставить там паруса и отправиться в долгое плавание к Санкт-Петербургу. Половина городского населения высыпала на набережную проводить корабль.

Торжество началось с построения команды. Офицеры в парадных мундирах выслушали напутственную речь представителя российской морской миссии, который, пожав руку капитану, под дружное «ура» покинул борт. Строй гардемаринов и кадетов Морского корпуса после команд «Вольно!» и «Отдать концы!» рассредоточился по кораблю на свои дежурства, а шестнадцать матросов под свистки боцмана налегли на весла.

Раздался залп холостыми зарядами из всех десяти пушек фрегата. В небо взмыли одиночные салюты и «римские свечи», озаряя набережную разноцветными бликами. По обоим бортам зажгли фейерверки «фонтаны», вскинувшие снопы искр на двухметровую высоту. Взрывы петард «корсаров» выбрасывали снопы дыма и рассылали громкие хлопки разрядов по сторонам.

Анна Белль проводила графа Шувалова в путь.

Девушка стояла в толпе зевак на городской набережной и махала ему платком. А он находился на палубе фрегата «Надежда», уходившего в опасное плавание в сумерках прошедшего дня…

Несколько суток перед отплытием были заняты суматохой и приготовлением к походу. Чтобы скопировать полученные от Анны Белль записи, Шувалов посадил за работу трех человек. Они оформляли списки картин с краткими пояснениями, историей и фамилиями художников. Для Екатерины II записи выполняли сразу на двух языках: на русском и французском.

Впрочем, несмотря на занятость, Андрей Петрович виделся с Анной Белль каждый день. Они встречались у цветочного магазина. Торговка их узнавала, сразу предлагала букет лилий, улыбаясь старым знакомым. Вдыхая аромат уличных цветочных клумб, они гуляли по Амстердаму, говорили о разном, посещали музеи, картинные галереи, антикварные магазинчики, заходили в маленькие кондитерские и кормили чаек на набережной…

В беседах оба старались избегать обсуждения только двух тем: скорого отплытия Андрея Петровича и причины, которая заставляла его немедленно покинуть Амстердам.

Анна Белль стеснялась расспрашивать графа о его семье и о жизни в Санкт-Петербурге. Сам же Андрей Петрович ничего об этом не рассказывал. Анна Белль всякий раз находила в себе силы победить любопытство и воздержаться от прямых вопросов в тот момент, когда ей очень хотелось разузнать у графа обо всем.

«Ну, если не рассказывает мне Андрей Петрович ничего о своей жизни в Санкт-Петербурге, значит, считает это неуместным или невозможным по ряду веских причин! К примеру, из-за государственной тайны или специальных поручений императрицы, о которых нельзя знать никому другому. Ну и что из этого?» – так мысленно объясняла себе Анна Белль происходящее.

Андрей Петрович выполнил обещание Герриту Браамкампу и подготовил поездку девушки в Делфт. Она могла выехать следующим утром.

С этого дня в распоряжении Анны Белль был оплаченный экипаж с кучером и провожатым. Они поджидали девушку у набережной, чтобы отвезти домой после проводов корабля. Тем временем фейерверк закончился, на гавань быстро опускалась ночь. Фрегат «Надежда» превращался в черный силуэт на фоне темно-серого неба. Андрей Петрович зажег фонарь и стоял на корме, держа его в руке. Анна Белль знала, что это был именно граф Шувалов – мерцающий свет, удалявшийся в море, посылал ей тепло прощальных лучей, одолевавших сумеречное пространство бухты.

Если бы Анна Белль ощущала приближение беды, непременно отговорила бы графа от этого путешествия. Однако гнетущего предчувствия не возникало – душа и сердце лишь переполнялись тоской от предстоящих месяцев ожидания. В том, что они обязательно свидятся, Анна Белль не сомневалась. Волнение, которое раньше мучило ее перед каждой встречей с Андреем Петровичем, давно рассеялось. Или она привыкла его не замечать?..

Когда граф поцеловал руки Анны Белль, прощаясь у входа на пирс, он передал ей маленький сверток, перевязанный шелковой лентой.

– Обещайте посмотреть, что в нем, после возвращения домой, хорошо?

– Хорошо! А что же там, Андрей Петрович? – не удержавшись, полюбопытствовала Анна Белль.

– Сюрприз, приятный сюрприз! И еще один ждет вас в экипаже. Там лежат три упакованных натюрморта, которые я сегодня утром приобрел в художественной мастерской. Они вам понадобятся для обмена на «Дворик в делфтийском доме». Мне очень понравился способ, придуманный господином Браамкампом для того, чтобы приобретать нужные картины со скидкой. Предложите натюрморты кабатчику за картину Питера де Хоха.

– Ой! Спасибо! Это сильно облегчит задачу. Послезавтра я испробую этот способ в действии. А вы… будете далеко в море. Сколько дней пути до Санкт-Петербурга?

– Три недели, возможно месяц. В это время года море спокойное. Капитан заверил, что мы не будем останавливаться подолгу ни в одном порту – только для пополнения запасов пресной воды и ради таможенных формальностей. Если представится возможность, я отошлю вам депеши из городов, куда мы будем заходить.

– Спасибо, Андрей Петрович! Спасибо вам за то, что вы есть!

– Мне пора.

Он еще раз поцеловал руки Анны Белль, а она едва удержалась, чтобы не коснуться его склоненной головы своими губами. Потом граф резко повернулся и зашагал по причалу к трапу фрегата. Анна Белль поднялась по ступенькам на набережную и там, среди зевак, приготовилась наблюдать за отплытием корабля…

В ее памяти возник позавчерашний день – они встретились у цветочного магазинчика.

– Сегодня у нас важное дело. Мы пойдем покупать подарок вашему дедушке, – твердо заявил граф Шувалов.

– Вы знаете, Андрей Петрович, я обдумала это предложение, и мне кажется, это будет… неудобно.

– Что вы, Анна Белль! Вы поставите меня в сложное положение. Я самостоятельно куплю ему что-нибудь, наверняка ошибусь, и господин Браамкамп примет подарок только из вежливости…

– Ему и вовсе не понравится, если вы купите для него картину.

– Почему, Анна Белль?

– Потому что он говорит о закате голландской школы. Сегодня вы едва ли найдете в Амстердаме художника, который может стать в один ряд с великими живописцами семнадцатого века.

– Тем более, Анна Белль, помогите мне сделать правильный выбор. Поставьте себя на место дедушки. Если бы он сам решил что-нибудь приобрести для своей коллекции, как бы он поступил?

– Купил бы работу современного французского художника. Сейчас во Франции расцвет изобразительного искусства. Правда, купить хорошую французскую картину в Голландии почти невозможно…

– Тогда мы найдем ему картину голландского художника семнадцатого века!

– Это еще труднее, Андрей Петрович! И ужасно дорого…

– Итак, граф Браамкамп пребывает в раздумьях. Допустим, деньги у него есть, истратить их совсем не жалко, но он не знает, куда же пойти, и…

– Решает пойти в мастерскую к одному портретисту, которого считает преемником великих голландцев, продолжателем славных традиций живописи, – закончила фразу графа Анна Белль и уточнила: – К господину Франсу ван дер Мину.

– Граф Браамкамп принял верное решение! Мы прямо сейчас пойдем к господину ван дер Мину!

– Честно сказать, мне все равно надо было к нему зайти…

Франс ван дер Мин был одним из шести одаренных детей известного голландского художника начала восемнадцатого века Хермана ван дер Мина. Его отец женился в 1706 году, жил сначала в Амстердаме, но потом семья переехала в Антверпен, далее в Дюссельдорф, где он работал в должности слуги народно избранного пфальцграфа – судьи Джона Вильяма. После смерти пфальцграфа ван дер Мины вернулись в Антверпен, и там родился Франс. Позже Херман ван дер Мин перебрался жить в Лондон, где также стал работать в английском суде. В этот период он снискал славу талантливого портретиста. Херман сам обучал всех своих детей живописи, но особым дарованием отличались Франс, его младший брат Георг и сестры Агата и Корнелия.

После смерти отца Франс немедленно покинул Лондон и возвратился в Амстердам. Его тянула к себе не только Голландия, но и традиции голландской живописи, которые он жадно постигал на родине. Геррит Браамкамп с первых дней помогал художнику. Во-первых, он высоко ценил творчество отца, а во-вторых, поверил в будущее сына.

Постепенно Франсу ван дер Мину стали заказывать портреты самые богатые вельможи и изысканные франты амстердамской «элиты». Это произошло во многом благодаря рекомендациям Геррита Браамкампа, чей авторитет ценителя живописи был неоспорим.

– …Так он стал очень важным художником. Теперь заказать у него портрет стоит безумных денег, – рассказывала по пути Анна Белль. – Однако для дедушки, который сыграл в его жизни решающую роль, он всегда делает скидки.

– Чудесно, Анна Белль! Это провидение! Простите меня за дерзость, но я хочу заказать у него ваш портрет. Если бы я сам был художником, только обязательно величайшим, я бы непременно вас написал.

– И подарили бы портрет моему дедушке! – засмеялась Анна Белль.

– Так вы согласны?

– Господин ван дер Мин предлагал мне и дедушке позировать, но когда дедушка наотрез отказался, я постеснялась согласиться.

– А теперь дадите согласие! Решено! – возликовал граф. – Если Франс ван дер Мин – последний голландский живописец, чье творчество в расцвете, надо же этим воспользоваться? Для истории, Анна Белль, просто для истории и для потомков.

– Вы, может быть, сомневаетесь, но это действительно так. Дедушка выкупает у него почти все картины, которые господин ван дер Мин предлагает к продаже. Правда, в последнее время они не сходятся в цене…

– Это значит, что сегодня у него в мастерской есть уже написанные картины, которые граф Браамкамп хотел и не смог купить?

– Да. Только он никогда об этом не говорил господину ван дер Мину. Коллекционер не должен показывать художнику свою заинтересованность. Иначе художник этим воспользуется и выставит немыслимую цену.

– Давайте тогда и мы будем вести себя разумно. Скажем господину ван дер Мину, что я просто проводил вас к нему в мастерскую. Там я увижу одну из тех дорогих картин и как бы невзначай спрошу, можно ли ее купить…

– Нет, Андрей Петрович, если вы действительно решили, надо прямо ему сказать о подарке для дедушки. Думаю, что господин ван дер Мин будет рад этому и постарается сделать все, чтобы вы сошлись в цене…

В мастерскую художника через большие витринные окна лился яркий дневной свет, пахло олифой и масляной краской. Им повезло: Франс ван дер Мин только закончил рисовать очередную натурщицу и освободился. Он был искренне рад видеть Анну Белль и первым делом справился о здоровье господина Браамкампа. Граф Шувалов представился ему как друг семьи.

Узнав, что Герриту Браамкампу значительно лучше, Франс завел разговор о трудностях жизни художников в Амстердаме, поинтересовался, знает ли Анна Белль мнение господина Браамкампа на сей счет, посетовал на неустроенность своего быта и неожиданно сказал, что собирается вскоре покинуть Голландию навсегда.

Это была новость. Ван дер Мин вознамерился переехать в Лондон, где так же, как и в Париже, наступал период расцвета живописи. Там осталась большая часть его семьи, с которой он хотел воссоединиться.

Во время разговора художника с Анной Белль граф рассматривал его произведения в мастерской. Несмотря на творческий беспорядок, нагромождение станков для рисования, полок с красками и кистями, холстов с заготовками для портретов, несколько законченных картин в рамах висели на стенах и некоторые очень понравились Шувалову.

– Скопить бы немного денег на обустройство в Лондоне – сразу туда подамся, – продолжал Франс ван дер Мин. – Только это меня удерживает. Господин Браамкамп ничего не передавал насчет возможных заказов? Может быть, он направит мне клиентов…

– Это одна из причин того, что я здесь, – вмешался в разговор до этого молчавший граф. – Мне бы хотелось заказать портрет.

Художник внимательно и придирчиво оглядел графа с ног до головы. Шувалов поспешно добавил:

– Нет, нет, меня рисовать не надо. Я говорю о портрете вот этой прекрасной юной леди.

– Анны Белль? Замечательно! – обрадовался художник. – С огромным удовольствием соглашусь. Если мы сойдемся в цене… – добавил он менее восторженным тоном.

– Обязательно сойдемся! – заверил Шувалов.

– Тогда можно приступать прямо сейчас!

– Наверное, сейчас это будет не очень удобно. Пусть Анна Белль сама выберет подходящее время.

– Конечно, ваше сиятельство. Мы непременно столкуемся.

Чуть раньше граф уловил знак, который подала ему Анна Белль – она указала взглядом на портрет девушки, висевший справа от окна.

– И еще одна просьба, – произнес Шувалов. – Мне хочется купить подарок господину Браамкампу. – И указал на тот самый портрет. Покосившись на Анну Белль, граф убедился, что выбор верный – та украдкой кивнула. – Зная, как к вашему творчеству относится господин Геррит Браамкамп, я хочу внести свой вклад в его замечательную коллекцию.

– Этот портрет не продается, – твердо заявил ван дер Мин.

– А если подумать? – широко улыбнулся граф.

– Это такое… такое неожиданное предложение…

– Ну, раз сделка невозможна… – Шувалов пожал плечами. – Тогда мы, пожалуй, пойдем…

– Что вы, что вы, возможна! – торопливо заверил художник. – Все возможно. Это портрет одной натурщицы. Я написал его еще в тысяча семьсот пятьдесят шестом году. Еще в Англии, в мастерской отца в Лондоне…

– Там, куда вы так хотите вернуться? – с намеком уточнил Шувалов.

– Если мы договоримся о цене, он ваш, – тут же сказал ван дер Мин, снова оценив аристократический вид графа. Он понял, что перед ним солидный заказчик, и решил максимально подправить свое финансовое положение.

На портрете была изображена совсем юная девушка в модной широкополой шляпе. Судя по чертам ее лица и наряду, она не принадлежала к знатному роду по происхождению. Для того чтобы придать ей более благородный вид, на портрете явно были дорисованы ожерелье и дорогие серьги из двух огромных каплевидных жемчужин.