Тайны гениев

У этих вин других названий нет –
Любые – геноцид. И только он.
Трагедия Камбоджи канет в Лету
Мотыгою людей убит миллион.
Другой миллион живыми закопали.
А третий... Впрочем, хватит слезы лить
Сыграю лучше Баха на рояле,
Чтоб, веруя в Гармонию, забыть
Камбоджу словно сон... Да было ль, право?
Но посмотри вокруг... О нервы, в жгут!
И на Россию найдена управа,
Что ласково “чернилами” зовут.
Забыт Омар Хаям – не по карману
Букеты тонкие, пьянящие, как стих,
А на “чернила” цены без обману –
О, рубль семьдесят!.. Еще миллион утих...
Правители! Безбожники!!!
Ведь кресла
и пледы теплые у батарей вас ждут.
Давно пусты мозги, сердца и... чресла –
Для вас зачать – и то огромный труд!
А впрочем, что со мной – такие темы
Впервые на бумагу занесло.
Давно рисунки превратились в схемы,
И Пушкино – не Царское Село.
...Устал, отстал, задумался – не время –
Уже не время,
поздно, слиплось все.
Не будет искры – затерялся кремень.
В зачатии отраву занесет
В миллион прекрасных тел...
Душой – кастраты,
Но не кастраты телом...
Бог! Ты где?
Стране нужны поэты,
не солдаты!!!
...Но некому помочь такой беде...

Сегодняшний вариант стиха о “пивных” девочках звучал бы, наверное, еще страшнее.

Но главное из того, о чем хочу сказать, – впереди.

Речь многочисленных ныне “пивных” (а в прежние времена просто девочек) за годы моего отсутствия резко изменилась.

Эти тоненькие, находящиеся в романтическом возрасте девочки, идя по улице, говорят таким языком, каким в мое время пользовались строители, которым на ногу упала железная балка.

Но даже строители моего времени, как только боль проходила и стресс отступал, использовали меньшее количество нецензурных слов в единицу времени, чем эти “воздушные” девочки.

Каждый раз, когда я слышу их речь, то вглядываюсь в лица говорящих, пытаясь увидать следы порока. И каждый раз испытываю потрясение. Ибо во многих лицах я вижу так хорошо знакомые мне по картинам русских художников-портретистов XVIII-XIX веков черты.

Черты утонченные, часто с явными признаками дворянства. Внешне это по-прежнему Наташи Ростовы, Тургеневские героини, Татьяны Ларины. Те, кто вдохновляли русских поэтов и художников.

Часто я вижу лица, красотой и светом напоминавшие мне лица дочерей последнего российского императора.

Это невероятное, мистическое, нелепое, сюрреалистическое несоответствие между

утонченным обликом этих девочек

и

пивными бутылками в их руках. Из горлышек этих бутылок они пили, двигаясь по пути к своим неведомым мне целям.

Архитектурой той части города, по которой они передвигались

и

уровнем их речи, речи героев пригородных зловонных трущоб конца XVIII века, где жили дети нищих, проституток, алкоголиков.

Только в те времена девочек обязательно остановил бы околоточный надзиратель и либо выдворил чернь, недостойным образом ведущую себя в дворянском районе города, либо отвел нарушительниц в околоток. Но никто кроме меня не оборачивался на этих девочек, не смотрел удивленно.

Патология стала нормой.

Но именно в этом страшном, нелепом, кричащем несоответствии и увиделась мне вся глубина трагедии России XX века.

Моя фантазия перенесла меня в последнюю четверть XIX века, во времена прапрапрабабушки одной из “пивных” девочек.

Прапрапрабабушка говорила на нескольких языках, читала поэзию Байрона и пьесы Мольера на языке оригиналов, играла на рояле, писала стихи, вела дневник, которому поверяла интимнейшие и невиннейшие тайны своей жизни.

Она вышла замуж за талантливого, подающего надежды молодого человека.

Этот молодой человек действительно стал выдающимся ученым.

Настолько выдающимся, что (уже немолодым) попал в ленинский список из двухсот ученых, которых надлежало немедленно выслать из страны.

Его же немолодую жену с двумя взрослыми сыновьями, женой старшего сына и двумя внуками уплотнили, оставив одну маленькую комнату в их же двенадцатикомнатной квартире.