Тайны гениев

Для того чтобы представить себе то, что произошло в зале после этих слов ректора, нужно поприсутствовать в нескольких метрах от извергающегося Везувия. Таких криков сотен возмущенных студентов, такого топанья ногами, такого свиста, такого извержения негодующей энергии перестроечных студенческих масс я еще никогда в своей жизни не слыхал. Само собой разумеется, говорить мне не дают. Стою на сцене и различаю в реве сотен отдельные слова:

– Какая музыка!

– Секс давай!

– Давай секс!

– Какие, к черту, гости!

Ни я, ни ректор не знаем, что делать…

А студенты театрального института поставленными голосами кричат, пытаясь перекричать озверевшую от такой несправедливости толпу:

– Какой вам секс? Вы – будущие учителя!

– Мы вам своих детей не отдадим. Вы их, кроме секса, ничему не научите!

Наконец ректор берет себя в руки, выходит на сцену, дожидается тишины и говорит следующее:

– Поскольку наш гость все-таки здесь, то у меня есть предложение: давайте дадим нашему гостю десять минут для выступления, а потом такое же время получит сексолог. И вы настоящим голосованием решите, кого вы хотите сегодня слушать – музыканта или сексолога.

Новое извержение:

– Ура-а-а! Голосование!

МЫ БУДЕМ РЕШАТЬ!

Да здравствуют перестройка и гласность! Выхожу на сцену…

Я очень люблю сцену. Я всегда волнуюсь на сцене. Обычно это волнение – творческое. Но только не теперь. Меня обуял почти животный страх.

Как психолог понимаю – у меня нет ни одного шанса, будь я Сам Господь.

Но тем не менее, привлекаю в свое выступление весь опыт жизни, весь опыт тысяч выступлений, выбираю самую беспроигрышную информацию, собираю в комок все виды энергий, которые только существуют. Всё! (Соперник-то – самый могучий.)

Тайно поглядываю на часы. Эти десять минут – словно ожидание сапера, словно перед взрывом. Словно между жизнью и смертью.

Я не преувеличиваю: так чувствовалось тогда, и даже сейчас, когда через много лет пишу эти воспоминания, у меня учащенный пульс. Как 15 лет назад. (Сейчас измерю… Точно! 120!)

Десять минут прошло… Не прерывают! Вижу, как у многих зажигаются глаза.

У меня – преимущество перед всеми перестроечниками. Только одно, но весьма существенное: мне не нужно перестраиваться. То, о чем говорю, то, что собираюсь играть, – удел Вечности.

…Прошла еще минута… две… Господи!

Три!!! И меня не прерывают!!!!!!!!!

Все, мне удалось!

Я победил!

И вдруг… над всем огромным залом – громоподобный голос сексолога:

– Между прочим, десять минут давно прошли!

А из зала ему говорят:

– Может быть, действительно встретимся с вами в другой день? А чело век приехал все-таки издалека.

И еще – голоса:

– Не перебивайте!

– Интересно!

– Пусть продолжает!

И тут взрывается сексолог:

– Если вы сейчас же не прекратите это безобразное издевательство надо мной, то я вообще никогда больше не приду в университет!

Но теперь взрывается зал.

– Музыку!

– Секс!

– Десять минут – сексологу!

– Все время – музыканту!

Театральные студенты опять кричат университетским:

– Мы к вам никогда своих детей учиться не приведем – вы их, кроме секса, ничему не научите!

В общем, это надо было видеть, это надо было слышать! Теперь уже ни я, ни сексолог не можем выступать!

Скоро международные информационные центры выйдут в эфир с убийственной информацией: «Гражданская война в Ярославском университете!»

Обстановка накалена до предела!

И здесь ректор выходит на сцену и говорит:

– Между прочим, у нас в университете – два зала.

Мы принимаем соломоново решение: те, кто хочет слушать сексолога, остаются в этом зале; те, кто хочет слушать Михаила Казиника, – добро пожаловать в зал нового корпуса. Гениально! Бескровно!

Примерно двести из семисот студентов поднимаются и вместе со мной, пианистом и всеми педагогами переходят в зал нового корпуса.

Зал – небольшой, поэтому сидят очень тесно. На полу, вдвоем на одном стуле, даже на коленях друг у друга.

…Это был один из лучших вечеров в моей жизни. И я был в ударе, и слушатели.

МЕЧТА!

Через час в большом зале закончилось выступление сексолога, и разочарованные студенты бросились в наш зал. (И действительно, что можно рассказать о технике секса людям, которые в своих общежитиях прошли через все премудрости этого самого секса.)

Многие стояли под дверью нашего зала, пытались подслушать. А мы в своем зале и не думали заканчивать встречу. Мы были такие счастливые, мы залезли в такие глубины красоты, мысли, поэзии, музыки!

Мы познали «величайшую в мире роскошь – роскошь человеческого общения» (Антуан де Сент-Экзюпери).

…После окончания нашей встречи (а она продолжалась свыше четырех (!!!) часов) студенты театрального института принесли мне афишу с надписью «Техника сексуальных отношений» и попросили написать на ней что-нибудь на память.

Я сочинил стихи, но посвятил их не тем, кто пошел со мной в другой зал, а тем, кто остался на лекции сексолога.

Вот оно, это стихотворение:

Посвящается слушателям лекции «Техника сексуальных отношений»