Тайны гениев. Три книги в одной

Ибо во многих лицах я вижу так хорошо знакомые мне по картинам русских художников-портретистов XVIII–XIX веков черты. Черты утонченные, часто с явными признаками дворянства. Внешне это по-прежнему Наташи Ростовы, тургеневские героини, Татьяны Ларины.

Те, что вдохновляли русских поэтов и художников.

Часто я вижу лица, красотой и светом напоминавшие мне лица дочерей последнего российского императора.

Это невероятное, мистическое, нелепое, сюрреалистическое несоответствие между утонченным обликом этих девочек и пивными бутылками в их руках. Из горлышек этих бутылок они пили, двигаясь по пути к своим неведомым мне целям.

Между архитектурой той части города, по которой они передвигались, и уровнем их речи, речи героев пригородных зловонных трущоб конца XVIII века, где жили дети нищих, проституток, алкоголиков.

Только в те времена девочек обязательно остановил бы околоточный надзиратель и либо выдворил чернь, недостойным образом ведущую себя в дворянском районе города, либо отвел нарушительниц в околоток. Но никто кроме меня не оборачивался на этих девочек, не смотрел удивленно.

Патология стала нормой.

Но именно в этом страшном, нелепом, кричащем несоответствии и увиделась мне вся глубина трагедии России XX века.

Моя фантазия перенесла меня в последнюю четверть XIX века, во времена прапрапрабабушки одной из «пивных» девочек.

Прапрапрабабушка говорила на нескольких языках, читала поэзию Байрона и пьесы Мольера на языке оригиналов, играла на рояле, писала стихи, вела дневник, которому поверяла интимнейшие и невиннейшие тайны своей жизни.

Она вышла замуж за талантливого, подающего надежды молодого человека.

Этот молодой человек действительно стал выдающимся ученым. Настолько выдающимся, что (уже немолодым) попал в ленинский список из двухсот ученых, которых надлежало немедленно выслать из страны.

Его же немолодую жену с двумя взрослыми сыновьями, женой старшего сына и двумя внуками уплотнили, оставив одну маленькую комнату в их же двенадцатикомнатной квартире.

Ее сыновья попали в молотилку первых большевистских лет. Когда один из пьяных матросов, пришедших в их комнату в одну из страшных послеоктябрьских ночей, начал вырывать листы из старинного семейного альбома, чтобы унести с собой его серебряный футляр, то сын попытался поговорить с этим человеком (?).

И был расстрелян в упор в их же комнате на глазах у своей старой матери, жены и сыновей.

Его жена вскоре умерла от нервного истощения. Затем умерла и бабушка.

Оставшиеся сиротами двое его детей стали беспризорными, но, несмотря на перипетии времени, сумели подняться, выстоять и занять достойное место в обществе (увы, в недостойном обществе!). Один из них был репрессирован в 37-м году, другой – в 39-м (без права переписки).

Сын этого другого ребенком попал в лагерь для членов семей врагов народа (ЧСИР – член семьи изменника Родины).

Вышел из лагеря в 56-м году, вскоре женился на простой и очень доброй женщине. У них родилось двое детей.

Но отец довольно скоро умер – сказались 17 лет, проведенные в лагере. Чтобы выжить, его жена с двумя детьми вернулась в родную деревню. Выжить удалось, но ее старший сын попал в компанию деревенских алкоголиков.

В 76-м году подался в город на заработки. Гулял напропалую, перебивался случайными заработками. В 1990 году у его сожительницы родилась дочь.

Возлюбленный вскоре бросил их (а может, умер или попал в тюрьму). Так одинокая женщина и жила вдвоем с дочерью. Затем сошлась с другим мужчиной, родила еще двоих детей. Ее старшей дочери в 2004 году – 14 лет.

Она ходит с компанией подростков по улицам Санкт-Петербурга, пьет пиво. Ее речь наполовину состоит из названий мужских и женских половых органов.

Она и есть прапраправнучка нашей любительницы читать Байрона в оригинале.

Она, не зная того, вернулась в город, где ее корни. Но город уже без Байрона, без гимназисток, ведущих дневники и посещающих оперу.

Это город, где, как и во всей скорбной стране, произведен самый невероятный в истории человечества эксперимент.

Наша «пивная» матерщинница – одна из миллионов «пивных» матерщинниц, ставших невинными жертвами безумного коммунистического эксперимента с его страшной селекцией.

Но, заглянув в ее глаза, я узнал ее… прапрапрабабушку. Они так похожи!

Есть шанс спасти эту девочку!

Ей ни о чем не напомнит Киркоров, ее ничем не обогатят «Тату». Передачи телевидения только подтвердят правильность выбранного ею сорта пива и естество ее представлений о ценностях «послегулаговского» мира.

Ее друзья и подруги твердо знают: в этом мире главное – деньги.

Ибо чем больше денег, тем больше можно купить пива. Тяжелое хмельное состояние высвобождает то ощущение, которое поэты когда-то называли «волнением в крови», и преобразует его в потребность «трахаться» с наиболее настойчивыми мальчиками. Это тем более естественно, что огромное количество ее подруг – «пивных» девочек – давно этим занимаются, а кое-кто сделал это статьей дохода.