Тайны герцогини Эйвонли

Джастин подхватил ее на руки, отнес на кровать, развязал ленты на пеньюаре и, когда тонкая ткань соскользнула с плеч Люсинды, залюбовался прекрасным телом. Ее кожа была сливочно-белой и гладкой, соски темнели на упругой, округлой груди – беременность и роды никак не сказались на красоте юной фигуры.

Он вдруг понял, что был слишком требователен к Люсинде и намеренно доводил ее до слез, хотя все, что ему нужно было от нее на самом деле, – это поцелуи, объятия и супружеское счастье.

– Это все, что мне нужно, – повторил он вслух и, склонившись над женой, принялся целовать ее грудь, лаская языком соски, отчего они сделались твердыми. Просунув руку ей под спину, он привлек Люсинду к себе и, когда она выгнулась, приник к ее рту в поцелуе.

Люсинда не отстранялась, но и не дарила ему ответной ласки. Джастин жаждал ее прикосновений, но она почти не шевелилась, лишь трепетала в его объятиях, и несколько раз с ее губ сорвался вздох. Как только ладонь Джастина скользнула между ее бедрами, Люсинда напряглась, ее глаза расширились, и он увидел в них страх, который она тотчас постаралась скрыть. Тогда он начал медленно ласкать ее пальцами, чтобы дать понять: интимные прикосновения могут быть приятными, а не унизительными. Постепенно она расслабилась и чуть слышно застонала от наслаждения.

Люсинда не оттолкнула бы мужа, если бы он взял ее прямо сейчас, однако, вопреки жаркому желанию, обжигавшему чресла, Джастин знал, что, поддавшись искушению этой ночью, он может потерять что-то важное. Он хотел, чтобы Люсинда сама требовала его ласк, ждала их с таким же нетерпением, как он ждал ее прикосновений, но чувствовал, что она слишком нервничает, страшится того, что должно произойти, и не отталкивает его лишь потому, что твердо решила идти до конца. Джастин понял, что поторопился: с женщиной, изнасилованной в шестнадцать лет, надо быть еще нежнее и терпеливее.

– Я думаю, нам нужно побольше времени, чтобы узнать друг друга, – прошептал он. – Сегодня я доставлю тебе удовольствие, но не овладею тобой, Люсинда. Тебе необходимо научиться доверять мне и принимать мои ласки, прежде чем мы станем единым целым.

– Я уже доверяю тебе. – Люсинда прижалась щекой к его груди. – Прости, если я опять разочаровала тебя, Джастин.

– Ну что ты, милая, не плачь. Позволь показать тебе, что у любви много способов дарить наслаждение.

Люсинда откинулась на подушку, глядя на мужа широко раскрытыми глазами, а он начал целовать ее грудь и живот, лаская кожу губами, кончиком языка, подушечками пальцев, спускаясь все ниже, к бедрам. Вскоре по телу Люсинды прокатилась дрожь, она приглушенно застонала, но по-прежнему не прикасалась к нему – ее руки безвольно лежали на смятых простынях. А в ее глазах Джастин увидел слезы.

– Тебе не понравилось? Прости! Я всего лишь хотел показать, что это не всегда бывает так, как случилось с тобой той страшной ночью. Хотел научить тебя получать наслаждение в супружеской постели…

Люсинда попыталась улыбнуться и уткнулась лицом в его плечо.

– Я просто подумала, что больше всего на свете хочу быть для тебя застенчивой невинной девушкой, какой ты меня себе когда-то представлял. Прости, я так тебя разочаровала…

– Нет, любовь моя, нет! – Джастин крепко обнял ее. – Тише, Люсинда, не надо плакать. Прости, это я виноват – надо было подождать до тех пор, пока ты не будешь готова.

– Мне не за что тебя прощать. – Люсинда, как котенок, свернулась в его объятиях, вжимаясь в его тело, и голос ее от этого прозвучал едва слышно. – Я сделаю все, чтобы ты мною гордился. Я буду такой женой, которой ты достоин.

– Спи, – прошептал Джастин. – У нас все получится, когда ты ко мне чуть-чуть привыкнешь.

Люсинда тихо лежала рядом с Джастином, который вскоре уснул. Он обнимал ее одной рукой, прижимая к себе, и ей было уютно, но мысли о том, что она снова разочаровала мужа, не давали покоя. Джастин был так добр с ней, но он хотел от нее большего. Того, что она не могла ему дать.

От его поцелуев и ласки в ней просыпалось желание, но она замирала в неподвижности, не зная, как ответить. Отец называл ее бесстыдной девкой и потаскухой, а бабушка насмехалась и била ее тростью, если Люсинда позволяла себе проявить какие-то чувства, кроме стыда и раскаяния.

Джастин был нежен и терпелив этой ночью, под его прикосновениями ей хотелось кричать от страсти, он доставил ей острое, неведомое прежде удовольствие, но ничего не получил взамен. Люсинда отчаянно желала быть для него хорошей женой, услаждать мужа, и все же что-то внутри не позволяло ей дать себе волю – возможно, страх снова испытать боль, но отнюдь не физическую.

Она любила Джастина, жаждала интимной близости с ним, однако была уверена, что не соответствует его высоким требованиям: муж всегда ждет от нее так много, а она еще ни разу не оправдала его ожиданий.

Если же Джастин узнает, что она лжет ему, пряча в лесном домике родную дочь, или хуже того – если он догадается, что она намерена привести девочку в замок Эйвонли… все будет кончено.