Тайны гор, которых не было на карте...

— Он от безделья тупеет, а не от дела, так что не бойся и смело оставляй все лишнее, — посоветовал он. — И помни — сердца у тебя нет, в нем всем плакальщикам место нашлось.

— Я помню, — ответила Манька.

Расставание было недолгим. Борзеевич потянулся и сказал:

— Ну вот, красное солнышко в горы ушло, и нам пора катится.

Все засмеялись. Русалка, та, что сидела в белом с венком лилий нежно лилового оттенка на голове, сказала:

— Мы, Маня, маму попросили, сирену морскую, каждой каплей сообщать, где ты, что с тобой. Береги себя! Пусть будет у тебя устная и письменная клятва, что не забудешь о доме, о нас. Возвращайся, а мы за домом присмотрим. И за деревом. Да оно и само себя в обиду не даст! И посылать будем с каждой птицей весточки. Борзеевич умеет понимать язык зверей, переведет, если что.

Остальные молча согласились с пожеланием. Манька не привыкла, когда к ней так, по-человечески. Сердце начало щемить и она встревожилась.

— Вы меня как в последний путь провожаете! — сказала она растроганным голосом.

— Может и так статься, — не успокоил, а подлил масла в огонь Дьявол. — Будущее неопределенно. Не могу сказать, чем дело закончится — даже я…

— Да что вы все о беде, да о беде… — рассердилась Манька. — Борзеевич, скажи им…

Но Борзеевич только шмыгнул носом и ничего не ответил. Он к чему-то прислушивался, поглядывая за горизонт.

— Видишь ли… Просто, Мань, весь белый свет на тебя ополчился и на землю твою. Раньше-то как герои в битву ходили? Человеческого народонаселения было больше — помогали, со спины прикрывали, радовались, а теперь и человек против тебя. Каждый в наше время думает: а не стать ли мне вампиром? А того не понимает, что вампир он только с одного конца. И идут по земле ни люди, ни вампиры. В уме вампир, а с виду проклятый. Мимо друг друга две души проходят, и ни одна мышца не дрогнет. Земля так изгажена, что с другого конца узнавать себя перестала. Не умеет.

Манька выслушала Дьявола — набежала туча на лицо. Она подошла к неугасимому дереву и попросила:

— Не давай их тут всех в обиду, а то они несут какой-то бред. Не пускай чужих! — Подошла к избам и попросила того же: — Не пускайте чужих, берегите себя…

Избы пригорюнились.

— Ой, Маня, уж если беда придет, то от тебя! — успокоил ее Дьявол. — Они столько лет прожили, думаешь, не разберут, кто свой, а кто чужой?

— С дуба упал? Памяти мне лишиться надо, чтобы врагом земле своей стать…

— Может и так статься, — не стал обнадеживать ее Дьявол. — Посмотри-ка на избы-то, вылупились, а все еще по миру ходят. Они за тебя больше переживают, чем ты за них! Тебе, Маня, победить надо, а не умереть, чтобы земля твоя могла бороться против зла… Человек духам, как знамя боевое, место, откуда плясать начинают. Они для человека выходят на тропу войны, а так мирно живут, с людьми не пересекаясь. То есть, пересекаются, конечно, но поглумились и ушли, не объясняясь. Все тут на тебе завязаны. Дерево для тебя, избы для тебя, водяные и лесные стараются, как человеку лучше. Они не рабы, не слуги, они опора тебе, мать и отец…

Уходили поздно вечером. Когда достигли края за предгорной грядой, земля еще на несколько метров передвинула себя в глубь государства, взбираясь в гору. Озеро теперь полностью было закрыто благодатной землей, и горная гряда принадлежала ей, обеспечивая надежное прикрытие со стороны дороги и гор. Земля неспеша выводила с лица следы недавней битвы: мазут и нефть горели, заволакивая небо дымом, воронки обваливались и затягивались корнями, кости разъедали черви и по крошкам утаскивали под землю. Манька и Борзеевич еще раз остановились у полуразложившегося скелета, который лежал лицом вниз.

— Кто же это их так-то?! Этак мы все царство-государство завоюем, и придется человеку или уезжать с этого места, или человеком становиться! — сказала Манька весело, повернув череп к себе лицом. — Похоже человек… Неужто, плохо бы ему в этой земле жилось? И зачем пошел воевать с нами?

— Да уж не за коровой и не за овечками… — о чем-то раздумывая, пробормотал Борзеевич, заметив еще один скелет. — Слыхал я и о таком, будто пустыней земля становилась лет на сорок… Вот, Маня, пройдет сорок лет, станешь дряхлой старушкой и сама на Небо попросишься. Выкорчуют тут все и назовут пустыней. А я-то все удивлялся, почему да как…

— Это вряд ли… Сорок лет не годы. У нее яблоки из моего сада есть, — ответил Дьявол.

— А почему пустыня? Тут же все есть! — удивилась Манька.

— Это для тебя есть и хорошему человеку. А вампиру пустыня, — ответил Дьявол. — И оборотням несладко.

— А вот и новый горох! — весело воскликнул Борзеевич, высыпая из пустой руки в карман целую горсть разноцветного гороха.

— Ты их сам родишь? — удивилась Манька, не в первый раз увидав, как и откуда у Борзеевича берется его грозное оружие. Раньше ей как-то в голову не приходило об этом задуматься. Не иначе свой горох Борзеевич сначала проверял на ней.

— А как же! — усмехнулся Борзеевич.

— Сам! — с сомнением фыркнул Дьявол. — Вывернул справа налево, и получилось: и я там жил, мед пиво пил, по усам текло, а в рот не попало!