Тайны гор, которых не было на карте...

Две пары сзади занимаясь любовью, объяснялись с мнимыми собеседниками чудовища, объясняя несуразность и стяжательское отношение чудовища к любви, когда бы любое ее слово, любое действие вызывало у них гнев и отвращение — и приводили в пример себя, свои отношения, лишенные какого либо умысла. Сама Ее Величество разделась донага и уселась на спине Его Величества, проклиная себя за то, что не имеет возможности продать душу Дьяволу, чтобы заполучить в кавалеры вампира. Вампир, тот самый щеголь, предназначенный стать образцово-показательным в глазах чудовища, в это время объяснялся в любви, в насильственно открытые глаза Его Величества, приблизив лицо к лицу. Ему предстояло вечно влюбленной волной лететь в сознание чудовища. Он поспевал и ласкать Ее Величество, занимаясь с ней любовью — в общем, крутился как волчок.

Не сказать, что Ее величеству это не понравилось, К концу наложения Призыва оба так вошли в роль, что несколько удивленный доктор позволил себе напомнить, что Призыв предназначался проклятой, а не вампиру.

Двое других вампиров, как бы создавая замок с теми, кто занимался любовью на спине, уговаривали чудовище со стороны глаз Его Величества, пока избранник и якобы проклятая занимались любовью, проклясть всякого, кто встанет на пути к милому вампиру, который жаждал ее всем сердцем, красочно расписывая само действо, доставляющее море удовольствия. Но когда он подступал к глазам, переходили за спину и высмеивали чудовище, которая без соответствующих одежд явилась незваной на брачный пир, предлагая выбросить ее вон, во тьму внешнюю. Еще двое со стороны бокового зрения, образуя с Ее Величеством (в образе проклятой) и суженым (проклятой) диалоговые связи, расхваливая достоинства вампира-любовника, перечисляя его опознавательные признаки, через которые чудовище должна была узнать среди толпы наживку…

Заниматься любовью Ее Величество позволила только себе и тем, кто высмеивал в это время чудовище позади. Врач периодически прижигал Его Величество током пятки и ставил уколы, недоступные для сознания, но вызывающие сильнейшую боль, если бы проклятая попробовала сопротивляться подсознательному либидо. Для пущего эффекта голову сдавливали железным обручем и придавливали кирпичом, вынутом из камина.

И вампиры удивились бы, если бы им не простилась их шалость — они могли говорить что угодно, обрекая сознание чудовища, оторванное от ментального поля, следовать яви, когда любое сопротивление заданной программе вернуло бы ее в состояние Его Величества, который единственный был не у дел, оставаясь как бы в стороне и забытый.

— Я шамый бошой умишко, — лепетал Котофей Иванович.

Ментальное поле — или земля, не ассоциировало себя с сознанием, всегда обращаясь к сознанию, как подневольное существо. Оно легко находило общий язык с планом животных, исследуя себя на их уровне, как свое состояние. Эту особенность подметили давно, и часто использовали животных для жертвоприношения, чтобы добыть удачу в запланированном деле. Котофей Баюнович не относился к числу животных, но в силу своей природы мог проваливаться в ментальное поле и становиться частью его, лучше, чем любое другое животное. Даже если предателям удастся заметить и прочитать своими сенсорами участвующих в наложении заклятия, ментальное поле не станет искать себя самого, а следовательно, расположит проклятую ко всем остальным. Выбора у нее не было, в наложении Проклятий животных убивали, чтобы ментал чувствовал себя загнанным зверем. Все же, в их руках был ее ментал, как в руках предателей ментал Его Величества.

Котофей Баюнович то и дело прислушивался к углу гостиной, в которой явно прошуршала мышь, а может и целое семейство.

— Я ум-ум-мм, я шамый бльно… бошой, который любит мышку… в шмышле, шишку, которая шлужит у Их Феличестф… Шишка моя любит мышк… в шмышле, Маню — ражманю… рашмажню… Мяу-мяу…

Очевидно, он был еще слишком молод, и не умел сопротивляться своим инстинктам, попытавшись вырваться из рук. Ее Величество прихлопнула его по голове, и он одумался, затянув во все горло:

— Што ж ты Манька мышку, в шмышле, шишку не доведешь до шмехотворного… в шмышле, шехшотронного шоштояния иштинного бежумия… Юбит, Маня — он мне шам шкаживал, шибко юбит… Федь падет перед тобою на коени и будет шлежою поливать, ибо шибко фюблен, и поженить хотят ваш на феки фещные, шкрепляя фаши бешшовештные… в шмышле, бешмертные души… Фапиру душа фо как нужна! — Котофей Баюнович резанул себя лапой по горлу.

— Ой, Маня, я Маня, как жить то мне без милого маего, или повеситься или утопиться?! — завывала Ее Величество тоненьким голосочком, испытывая до неприличия страстное влечение к вампиру, который покрывал ее в это время поцелуями и занимался с нею любовью. — Любо мне, любо, слово о нем, любо очи его видеть, О! О! О! Голос его… Да-да! Да!… - она изумленно взирала на достоинство щеголя, которого вполовину не доставал в последнее время Его Величество.

Доктор покраснел… Да, у Ее Величества и без него были достойные претенденты на трон.