Тайны гор, которых не было на карте

– Большинство аналитиков считает, что больным шизофренией приносит пользу психотерапия, основанная на психоаналитических принципах, но вместе с тем включающая в себя элементы поддержки и ограничения регрессии, которой можно ожидать от собственно психоанализа. Такая психотерапия обычно проводится в сочетании с психофармакологическим лечением, – Дьявол остановился напротив нее. – О, Маня, о шизофрении я могу говорить бесконечно долго! Ни один умный человек не обходит ее стороной, когда сталкивается с признаками нестандартного поведения соседа, или когда у него кошелек позволяет искать у себя обозначенные признаки. И, естественно, находится много желающих…

Манька, наконец, сообразила, что Дьявол шизофрению болезнью не считает. Но он много чего не считал достойным внимания. Но ведь, кошкин хвост, мыши-то ей покоя не давали! И сенсорное восприятия запаха стало каким-то другим!

Дьявол приблизился и заглянул ей в рот, потрогал лоб.

– Больная, не могли бы вы поподробнее описать сопутствующие вашему заболеванию симптомы? – как-то уж слишком елейно и вкрадчиво добавил он, пощупав ее карман. – Да, – и когда будете выводить мочу, обязательно рассмотрите ее на цвет и попробуйте на вкус! Или, нет, отдайте моему ассистенту, – сказал он, недвусмысленно намекая на Борзеевича, который топтался рядом, слушая с исключительным вниманием.

– Мочу пить отказываюсь! – решительно воспротивившись, Борзеевич сразу же отошел в сторону, всем видом показывая, что во врачи не напрашивается.

Манька поняла, что Дьявол опять над нею издевается. Борзеевич оставался нейтральным, поэтому обиделась она только на одного. Но ничего смешного в своем состоянии не видела. Во-первых, тоска могла нахлынуть внезапно и никуда от нее не деться – если только помечтать. Но в том-то и дело, что мечты имели неправильную ориентацию: ведь знала, что вампиры и кровь пьют, и родителей лишили, и саму убить мечтают, а поделать с собой ничего не могла. В мечтах выходило, белые они и пушистые, как заячьи хвостики, умные, благодетельные, мужественно-красивые…

– Маня, не томи, говори уже, вышел ум из-за разума? – тревожно спросил Борзеевич.

– Нет! Сказала же! – отрезала Манька. – И нюх у меня – чужой! Не могут все цветы так дурно вонять! – у Маньки выступили слезы. – И вот еще, я же видела, что вампиры делают с людьми, сама мозги с пола отскребала, а так хочется, чтобы полюбил меня вампир… Ну хоть какой-нибудь… Красивый такой, сильный, не кровожадный… Где у меня ум-то? Не больная я, Борзеевич? Правильно Дьявол говорит, больная! А подснежники? Помнишь, когда мы с Вершины Мира съехали, меня стошнило… Ты еще сказал, это от скорости. Не от скорости – я цветок понюхала, сиреневый такой, он из снега торчал. А началось еще раньше, когда мы на восьмую гору поднимались… Только тогда подснежников еще не было, зато слух… Я всегда весну и лето ждала, летом хворост только на еду собирала, а зимой… Домишко у меня дырявое насквозь, быстро выдувает, а как весна, то сразу тепло. И я как подснежники вижу, сразу понимаю, кончились мои мучения, а теперь и понюхать страшно.

Манька нагнулась и сорвала еще один цветок, торчавший из-под оплывшего просевшего сугроба, залюбовавшись сиреневой голубизной горных подснежников, которые росли по краю ледника одиннадцатой горы. Отсюда широкая заповедная долина у подножия просматривалась как на ладони. До лагеря оставалось километров двенадцать – минут пятьдесят быстрой ходьбы или двадцать минут легкого бега. Утро только начиналось, но видимо, неприятности вечером не закончились, оставляя себя на утро.

Теперь на вершину поднимались так быстро, как не умели горные козлы, а спускались еще быстрее. И на каждом таком подъеме и спуске у них были и зима, и весна, и лето. Спускаться с вершины начали еще вечером, но на одном из спусков Борзеевич потерял Прямолинейный Кристалл. Остановились, чтобы отыскать с утра. В темноте найти прозрачный кристалл не представлялось возможным.

Дьявол и Борзеевич переглянулись. Борзеевич – с тревогой и любопытством, Дьявол – довольный, как кот, обожравшийся сметаны.

– А вы мне сказать не можете: буду я здоровая, или нет? – выпалила она, чувствуя, что еще минута, и она разрыдается от неразделенной любви.

– Шизофрения, Маня, бывает разная, – вздохнул Дьявол, успокаивая погладив ее по спине.

Она дернула плечом: не любила, когда ее жалели, а Дьявол именно жалел… Но Дьявол как будто не заметил, подвел ее к камню и усадил рядом с собой.

– Бывает добрая, бывает нехорошая. Добрую шизофрению у себя все видят, а нехорошую никто не замечает, ею хвалятся. Добрая шизофрения – обычно пристает к человеку, нехорошая – дружит с вампиром, хвалит его, доставляет ему массу радостей. Добрая – когда ты, Манька, видишь и понимаешь, что люди добра тебе не желают, когда не могут пожелать, а нехорошая – глаза застит, и людям все недоброе становится добрым, а доброе недобрым. При доброй шизофрении люди рано или поздно вырабатывают иммунитет…