Тайны гор, которых не было на карте

– Это как сказать! – возразил Борзеевич, подходя ближе и усаживаясь позади. – Привыкают просто жить среди зла. Порой сами становятся злыми, но это если добрая шизофрения им одновременно голову не сносит… Если у человека сразу две шизофрении: больной, чемодан ― больничка…

– Так вот, Маня, – подытожил Дьявол, – добрая шизофрения – прозывается между вампирами «Проклятие». Идет она к проклятому изнутри, и из среды народа, а недобрую – называют они «Зов». И будет такой Зов неотступно звать, где бы ты ни была, убивая любую мечту и радость. И кто бы ни позвал, белее снега. А если ты не кандидат, которого они ищут, чтобы сделать вампиром – ты уже ни к чему не годна, разве выбросить тебя вон, как смоковницу, не способную принести доброго плода. Вот был бы в тебе такой Зов, разве бы ты не угодила к вампирам раньше, чем мы с тобой встретились? И разве не посмеялись бы над тобой вампиры? Разве бы не тыкнули в твою сторону пальцем?

– Да был, наверное, – задумалась Манька. – Я так… мечтала уже… То есть, слышала, только не знала, что слышу, а сейчас знаю, научилась… Но я тогда не знала, что это болезнь. И не о вампире же мечтала, человеку хотела нужной стать… Мечтала, чтобы обязательно нашел меня интересной. Конечно, хуже только было, глупость получалась, – она безнадежно махнула рукой. – Так всегда, как полюбишь, так от тебя, а если стервой – есть какая-то надежда… Но стервой не могу… Неприятно, и человека не чувствуешь, смотришь на него как будто со стороны… Так что я привыкла мечту при себе держать, – Манька повеселела. – А когда в железо оделась, сразу поняла – денег ни от кого не дождусь…– она сделала удивленные глаза, осуждая самою себя. – Я хоть и не могу на вампиров как следует разозлиться, но до любви дело не доходило, а тут… люблю и все, и хоть бы знать кого!

– Не сразу! – обласкал ее Дьявол взглядом. – Не сразу поняла. Мы, Маня, в грязи мало валялись? Могла бы суровой стать на четыре месяца раньше, если бы сразу по берегу реки шли, не бегали за обозами.

– А зачем вампирам меня звать? – искренне удивилась она.

– Ну как зачем, – рассудил Борзеевич, чтобы не искать! Чего им время на нас тратить? Не будь мы в горах, устояла бы? А тут далеко не уйдешь, или камнями завалит, или снегом… или звери слопают – вон их сколько! Сочувствую, – Борзеевич шмыгнул носом. ― Люди так радуются шизофрении, и так плачут, когда она уходит!

– Я этот Зов, Манька, еще раньше в тебе приметил. Ему время нужно, чтобы настроить человека на определенное настроение, положить под себя. И внезапно подумал: а не посидеть ли нам в горах? К тому же, боевая и политическая подготовка у вас так себе… Это огромное облегчение, что ты получила возможность открыть новое. Именно Зов вампиры посылают человеку, чтобы отыскалась душа, – объяснил Дьявол.

– Одному Зов, другому саночки в небо, ― посмеялся Борзеевич.

– Вот именно. Бежать никуда не надо. Человек сам придет, сам про себя расскажет. Сомнамбула. В таком Зове самого вампира как бы нет, он как бы безымянный, но человеку кажется, что есть. Таким Зовом человек становится наркоманом, проституткой, беглецом, врагом родным и близким. Или вампиром. Он все время в поиске мечты. Вот есть такое выражение: «Тебе там что, медом намазано?!» – думаешь, кто подсказал? – Дьявол расплылся в довольной улыбке. – Медом и намазано! Теперь ты и сама как вампир, но неполноценный: ума много, а весь не твой.

Манька с удивлением прислушалась к себе. Наверное, именно таким Зовом душа ее отлетела к вампирам. Пожалуй, не будь Дьявола, и она не устояла бы… Получалось, что Зов этот был где-то в ней, только теперь направленный на нее от вампира.

Манька прищурила глаз, украдкой сообразив, что мало ли что, а убери она из себя Зов, недоразумение, с которым она «навеки» связана, пожалуй, мог бы сменить гнев на милость, а то и пристроить к богатому покровителю. Уж она бы работала на совесть, не подвела. Ведь ненавидел лишь за то, что ей ребро его досталось, а если его так позвали, то, пожалуй, она его понимает. Возможно, он уже ее не ненавидел. Она бы не удивилась, что часть Зова, который летел от нее к вампиру, был стерт, когда она втыкала в себя стрелы и кинжал. Было между двумя Зовами что-то похожее, разве что с ее стороны многие рассуждения вампиров о себе не имели такой чувственной теплоты и размытости. Зов к вампиру, который она находила в себе, был как болезнь, второй, который свел ее с ума, как обращение от души, рвал сердце.