Тайны гор, которых не было на карте

В путь отправились лишь на тринадцатый день, заготовив и стрелы, сушеной зелени, рыбы и грибов, горного меда, подлечив здоровье и наготовив настоявшуюся живую воду. Манька не сразу освоила бумеранг, но, в конце концов, освоила чуть лучше, чем Борзеевич, который изначально пользоваться бумерангом умел.

С новыми силами подниматься в гору оказалось куда как легче, в первый день осилили чуть ли не четверть горы. Дальше подъем оказался не таким простым, как вначале. Снова рубили ступени в скалах, поправляя старые, которые были и разрушились до них, выбивая посохом и вырезая Дьявольским кинжалом. Ступени были едва заметные, местами отсутствовали, заметить их среди камней и ледовых наносов иногда не представлялось возможным, но они всегда находили их там, где камни и лед не удерживались.

Совсем иначе повел себя Дьявол, решительно отказавшись от первоначальной затеи подниматься другими способами. Он тренировал их, но тренировки не имели к подъему отношения. На этот раз он сам поднимался вместе с ними, ни к селу, ни к городу через каждые тридцать – сорок ступеней втыкая маленькие, в половину огрызка карандаша черенки, заботливо присыпая их землей, иногда делил на части, не тоньше спички. Такая трата неугасимого дерева удивленных Маньку и Борзеевича не обрадовала, но сейчас это было уже не важно – стрел, колышки и просто запасных прутьев наготовили в достатке, а закончатся – могли нарастить снова.

«Веселенькое местечко!» – подумала Манька, изучая срезы на камне, решив поделиться догадками с Борзеевичем.

– Сдается мне, что Дьявольский нож уже побывал в чьих-то руках! – она передала ему нож, обменяв на посох, посохом ступени выбивали по очереди, чтобы не так уставать.

Борзеевич не растерялся и обворожительно улыбнулся Дьяволу, который страховал их снизу. Дьявол улыбку заметил, но совершенно ясно дал понять своим видом, что ничего об этом не знает или новость его не заинтересовала. Он с утра был не в духе и пакостил, зачем-то обрушив на метель с мокрым снегом.

Много интересного узнала Манька о горах, не переставая удивляться и горами, и самой себе. Это ж сколько вытерпела, а живехонькая. К подножию четвертой горы от первого комплекта железа сносилось не меньше половины. А когда поднялись на четвертую вершину, сразу стало ясно, что лучше, чем в горах, от железа нигде не избавиться. И вроде выбилась из сил, и жить уже не хотелось, а как встали на вершине – и словно бочонок живой воды выпила. Криком изошелся дух – летит, как птица, глаза свет узрели, могучая богатырская сила проснулась, и радость, от которой поет вся внутренность. Весело становилось, и снова понимали, что вроде тихо идут, а быстро, и каждый день приносит что-то новое, неизведанное…

Манька полюбила горы, такими, какие они есть. Величественные. Горделивые. Непреступные. Тяжеловесные. Исполинские. Ослепительные в солнечном сиянии. Мрачные в непогоду.

Такие разные!

Как причудливы бывают каменные великаны! Вроде камень и камень, а сколько порой самоцветных камней прятал иной неприметный холмик или пещера, которая на десятки километров уходила в глубь гор, которые они исследовали на досуге в вечернее темное время суток, пока Дьявол испарялся восвояси. Какие подземные озера и разнообразные друзы и миты скрывались в них! И не было на земле места, где бы так перемешивались временные эры – то ракушки находили под ногами, то истлевшие кости предтечей человеческой породы, то останки стойбищ первых людей и рисунки с письменами, оставленные рукой человека. Не они первые и, видно, не последние, материализовавшие мысль выдалбливанием чаши в камне, открывали исторические подробности происхождения земли. Иногда дорогу им преграждали густые непроходимые лесополосы из елей и сосен, врастающих в гранит корнями, оплетающими и дробящие скалы сверху и снизу, редкие озера с чистой, как слеза водой, когда можно увидеть дно на десятки метров, бурные реки и водопады – и удивительный воздух, когда его как будто нет.

Где бы она еще столькому научилась, как не от Борзеевича с Дьяволом? Весь мир, как на ладони. Не с самой лучшей стороны, но повидала, а так сидела бы в своей деревне на краю света да обидами изводила себя…

Борзеевич неизменно составлял заметку о каждой находке, сверяясь с ее представлениями.

– Вот, Маня, – говорил он, тыча пальцем в наскальный артефакт, – видишь ли ты повествование из далекого прошлого, где прыткий художник запечатлел свое видение того периода, в котором жил? Видишь ли медведей и мамонтов, и бегущего за ними с дубинкой человека? О чем поведал тебе сей документ?

– Борзеевич, ну я вроде еще зрячая… Могла ли не заметить, если мы прямо лбом в нее воткнулись?.. Ну, наверное, хотел он сильно есть, и не все животные в то время еще вымерли, – отвечала Манька прилежно, так и сяк рассматривая художественную роспись скалы, на которую им предстояло взобраться.