Глупая случайность… Что могло объединить их, Царя и деревенскую простушку? Все мечтали повторить судьбу Золушки, но удавалась это единицам. Она таких Золушек только в кино видела, но даже там Золушки не из сараюшек вылуплялись, а жили в замках, которые по праву наследования принадлежали им и были захвачены злой мачехой и сестрами обманным путем.
Неровня она ему, но, слушая себя, она научилась понимать его.
Ему не нужен был ни Дьявол, ни Борзеевич. Он просто ждал, что она уйдет и разверзнется завеса. Вернее, ждали те, кто накладывал на него проклятия, но раз позволял, значит, был с ними согласен. А, может, вообще не думал о ней, она была для него абстрактным объектом, который должен отстегнутся. Дьявол не раз доказал, что вампиры, убивая человека, закрывают себя от всего, что мешало бы им, и закрывают человека, чтобы никто его не услышал, и в тот день и час, когда ближний произносил клятвы над ее бесчувственным телом, он знал, ждал и предвидел, каковы будут последствия, придумывая себя, чтобы изменить предначертанное бытие.
Но кто на его месте поступил бы иначе, зная, сколько приобретет за одного ненужного человека? В конце концов, что ему сотня или тысяча таких ненужных людей? Для правителей не существует тех, кого они посылают умирать за свои интересы. А сколько проклятий за это время вампиры положили на нее. Она чувствовала, как день за днем предают ее, избивая, и земля несла боль, чтобы умыла и избавила ее от пролитой крови. Разве на той стороне кого-то жалели? И каждый раз она убеждалась, что стоит протянуть ближнему руку, злоба и проклятия обрушиваются с новой силой. Вампиры не мучились сомнениями, если им что-то было нужно, они убивали ближнего, чтобы получить желаемое. Закрывали со всех сторон, всаживали в информационное поле столько боли, чтобы он не смог бросить взгляд в сторону.
Наверное, это делалось, чтобы однажды она устала бороться и отказалась от себя…
Но вот она – живой пример, когда никакие клятвы не могут изменить ее. Каждый день, просыпаясь, она понимает: она – все та же. Вопреки Дьяволу, она не верила в заклятия. Да, душа ее отказалась от нее, обрекла на смерть, но она не умерла, не потеряла себя, цепляясь за то, что ей дорого. Дьявол и Борзеевич – вся ее маленькая жизнь. Она полюбила их всем сердцем, полюбила избы. Это был ее выбор, и какой демон мог бы приказать разлюбить их? Да, заклятия прятали человека, обманывали, она не раз видела, как менялись люди, но сделать человека другим, с другими способностями и привязанностями – это вряд ли. Стержень, на который опирается человек, лишь соглашается с заклятием или не соглашается, выбирая болезнь, и тогда железо открывается человеку.
Неужели без заклятий он не мог сказать: это мой выбор! Чего боялся – себя? Почему не спросит себя: зачем? Ведь плюет на себя, уродует свою матричную память…
Если бы вампиры не заливали их землю кровью, чтобы отравить само ее существование, разве стала бы препятствовать? Зачем топить себя и ее в крови, если река, из которой он пьет, и которую она может поворотить вспять, берет начало здесь? И как не поверишь Дьяволу, если приходится врачевать раны, которые открывает земля и боги приходят за кровью, а вопли и угрозы вампиров крутятся вокруг ее головы и тычутся в землю, уже не доставая?
Как бы то ни было, она не могла жить с таким позором, когда ею помыкали и называли воловьей тушей, назначив тащить повозку, в которой веселились вампиры – и ели, и пили, и думали, что никогда не сможет противопоставить им себя.
Могла!
Любой смог бы!
Как оказалось, убийц легко услышать, стоит посмотреть на небо, налево, направо, за спину и в сердце. Сложнее выставить стражей, перекрывая доступ в свое пространство. Каждый страж нещадно хлестал человека всеми болезнями, какие имелись в матричной памяти. Но она давно не обращала внимания на боль, зная, что она такая же призрачная, как города, которые рассеялись, стоило ей пройти по ним. Она привыкла к боли, которую несла их река. Даже лоботомия, которую сделали ближнему, чтобы мыслил в правильном направлении, и еще одна, которую он видел и не осознавал, лишь посмешили ее.
Страшно проклят он, а не она. Немногие люди, даже вампиры, согласились бы пережить такую операцию.
Наверное, Благодетельница отслеживала каждую его здравую мысль о себе, предварительно не прожаренную на огне, направленную против мучителей. И наказывала, как хозяйка всех угодий, которой уже, наверное, не являлась в той мере, в какой была в начале пути.
А ведь она тоже могла бы закрыть себя, причинив земле боль, чтобы он слышал эту боль и жил ею – и пил ее. Но так беду не поправишь. Она поступит хуже – она вынет Бога, который ползет, как тень, и кричит: люби! И каждый раз, как Бог придет за кровью, она поднимет и скажет: вот твой бог!
И тогда увидят, чьи клыки длиннее и острее!
Манька улыбнулась своим мыслям.
Вот она, простая деревенская дурочка, проклятая душой, прошла непреступные горы, стоит на Вершине Мира – и прямо перед ней лежит полмира…