– Видишь трезубец? – Дьявол сунул рисунок ей под нос. – За этот трезубец я повешу на тебя все грехи, которые вампир совершил под принуждением. Он торчит из твоего зада, направлен на вампира. И втыкается в него, когда тот начинает сомневаться. А обесточить его можно таким грехом, который все их грехи перекроет.
– ??? – Манька тупо пыталась понять, о чем Дьявол говорит.
– Предположим, земля имеет противозаконный ужас, который исторгается в ум вампира, как призыв к действию. Ты обвиняешь землю в содействии преступлению и всаживаешь такой заряд добрых помыслов, что из двух мудрых наставлений ей приходится выбирать самое убедительное… Я, правда, Маня, сделал все возможное, чтобы помочь, – мягко оправдался Дьявол. – Мне жаль… Ты не плохой человек. Если тебе так легче, то да, я чувствовал бы горечь сожаления, что твою жизнь пустили под откос… Если бы умел… Я никогда… редко, во всяком случае, обманывал тебя, – он сочувствующе прослезился, смахнул слезу рукавом, взял себя в руки, голос его стал тверд. – Устранившись сейчас, потом ты сможешь отсудить у вампира все дни, которые он украл у тебя, чтобы пройти по земле еще раз и собрать червей.
– Это как? – Манька силилась понять Дьявола.
– Когда-то я сказал: «Припомни мне – станем судиться, говори ты, чтобы оправдаться» Я от своих слов не отказываюсь. У тебя будет такая возможность. Но, если трезубец все время торчал над вампиром, как дамоклов меч, как могу не потыкать им в тебя и согласиться с тем, что ты доброе начало? И когда будешь обвинять вампира, как Судья обязан сказать: «Маня, не он, а ты ограбила его! Да, виноват, но ты – первопричина!» Ты, Манька, не приносишь мне агнцев во всесожжение, жертвами не чтишь меня… – обвинил ее Дьявол. – Я не заставляю тебя служить мне хлебным приношением, не отягощаю фимиамом, ты не покупаешь мне благовонной трости за серебро, туком жертв не насыщаешь, но грехами твоими затрудняешь, беззакониями отягощаешь. И долго мне терпеть? Вампир проклял тебя, но это не повод, чтобы переложить на него всю вину и ответственность за вас двоих. То, что сделано людьми, под силу исправить человеку.
– У меня агнцев нет, одни образины, сам говоришь, пустыня… – откуда жертвы? – возмутилась она. – И как, интересно, я могу служить хлебным приношением, если фимиам ума не достает? Благовонной трости… Кто станет слушать проклятого? Найди такого дурака, который помолится на тебя! И какой тук, если больные уходят из жизни, не интересуясь, это суицид от болезни или по жизни? Ведь даже ты смотришь туда же, куда люди смотрят!
– Вот, так и скажешь, когда будем судиться! – подучил Дьявол. – Но истинно, каждый день усугубляешь грех перед душой. Вот ты стояла тут и думала: «Добрая душа моя, интеллигентная, отказалась от меня не во славу себя, а от немощи моей, как жить-то ей было?» – и оправдала преступление ближнего, – он взглянул строго. – Земля его изнемогает от тяжести наложенного бремени, гудит день и ночь, не отдыхает и не закрывает уст, работает радио двадцать четыре часа в сутки, качая силу земли. А ты, вместо того, чтобы понять и пожалеть ее, положила еще в огород один камень. Если вампир виновен, помнить надо каждую минуту, утвердится в мысли, чтобы иные автоматически отметались, как у вампира добрые мысли о тебе.
– А что, нельзя там… на земле… с избами? Ну, пьют кровь, ну и пусть пьют, мне-то что? Как на духу, Дьявол, мне от этого уже ни холодно, ни жарко. Единственное, о чем болит… – она хотела сказать «душа», но запнулась. – … голова, так это об избах и о земле, как сохранить это все.
– Маня, эка тебя куда понесло! Было бы твое! – опешил Дьявол. – Документ покажи! Может, вампиры не смогут войти в ту землю, но что мешает им продать это все людям, которые придут и скажут – теперь это наше, иди-ка ты, откуда пришла! И закончилась твоя сладкая жизнь, – похоронно произнес он. – Осталась в прошлом. Я долго думал… Посмотри, вот полмира, которые принадлежат Благодетельнице, а за ним еще полмира, которые тоже кому-то принадлежат. Избавлюсь ли я когда-нибудь от этой язвы? – Дьявол тяжело вздохнул. – На Крыше Мира истаиваю от своего проклятия…
Он поманил ее за собой, откуда они спустились вниз. А когда подошла, встал сзади и поставил кругляшки из своих пальцев к ее глазам. Кругляшки из пальцев Дьявола оказались лучше любого бинокля. Да что там бинокля – она случайно поймала в обозрение звезду, которая стала как солнце, только еще больше, и глазам не больно.
А она-то смеялась над ним…
– Смотри! – сказал Дьявол, направляя окуляры из пальцев за первую вершину.
Видела она только край своей земли, мешала гора, но…
О, Боже, небо было закрыто тучами и охвачено огнем. Зарево тянулось от края до края. Земля горела, над нею поднимался черный дым, копоть, сверкало и полыхало, будто гроза, только молнии были другими.
Ужас вошел в оледеневшее сердце и разум сковав кости ужасом.