Наибольший доход приносили серебряные рудники в Южной Испании на реке Гвадалквивир. Именно благодаря этим деньгам Ганнибал мог так долго сопротивляться Риму. Об испанском серебре ходили легенды. Первые купцы, побывавшие там, говорили, что корабли не вмещают все серебро, какое они могли бы увезти. Приходилось выбрасывать якоря и вместо них привязывать слитки серебра. Неизвестно, какой доход давала Испания Карфагену, но позднее у римлян здесь работали 40 тысяч невольников, которые приносили ежедневный доход в 25 тысяч драхм. Учитывая склонность римских прокураторов к воровству, доход был еще больше. Огромная территория и немереные богатства требовали соответствующей политической организации. Из приведенного Полибием договора между Ганнибалом и Филиппом V Македонским можно заключить, что Карфаген являлся союзной, федеративной державой. Правда, союзные города не могли заключать друг с другом союзов, содержать собственные войска, снаряжать военные суда, они не могли вступать в договорные отношения и с другими государствами. Получая покровительство в ведении торговли, города платили значительные пошлины с ввоза и вывоза. Зато им не требовалось защищать себя: военная помощь всегда приходила из Карфагена.
Он был главой всего государства, поэтому его жители пользовались исключительными правами. Во второй половине VI века до н. э. полководец Малх установил военную диктатуру, однако его удалось одолеть, после чего Карфаген стал аристократической республикой и в таком виде просуществовал до конца. Совет десяти был преобразован в Совет тридцати, Совет старейшин расширен до трехсот бессменных членов. Верховодил всем Совет старейшин, до Совета тридцати доходили только самые важные дела, уже рассмотренные старейшинами. Верховная исполнительная власть принадлежала двум суфетам (царям). Народное собрание выбирало сразу двух суфетов (при этом предпочитали, чтобы они были враждебно настроены друг к другу), но неизвестно, на какой срок. Вероятно, именно на них ориентировались римляне, когда создавали институт консулов. После суфетов первое место занимали полководцы, избираемые старейшинами и имевшие неограниченную власть в военное время. Суд и финансы также имели своих начальников. За порядком в государстве и сохранением образа правления следил Совет из ста четырех человек (прокуратура, по-нашему). Он впоследствии приобрел такую власть, что имущество, честь и жизнь граждан зависели от него. Народное собрание играло роль лишь в том случае, если между суфетами возникали серьезные разногласия, но до этого редко доходило.
В «Политике» Аристотель причислил Карфаген к идеальным государствам: "Доказательством того, что государственное устройство в Карфагене является правильным, служит то, что народ подчиняется государству и, как говорят, там не происходило восстаний и не возникало тирании".
Можно только подивиться, что такой просвещенный человек не удосужился собрать современную же ему информацию о Карфагене. Политический строй республики был насквозь порочен: все поклонялись богу наживы, и богатство служило мерилом достоинств человека. Именно поэтому некоторые семьи в Карфагене так возвысились, что только из них выбирали военачальников и суфетов. Народ перед выборами должностных лиц, как в Риме поздней республики, всегда оказывался куплен подачками и дармовыми угощеньями. Только в годину серьезной опасности голос разума брал верх над кошельком. И то не всегда. Обычной же чертой политической деятельности в Карфагене были взяточничество и коррупция. Поэтому спокойной жизни у государственных деятелей никогда не было, разве что у бессменных старейшин, но эти, стоя уже одной ногой в могиле, в серьезную борьбу и не ввязывались.
Уже в середине IV века до н. э. (как раз при жизни Аристотеля) во главе государства стояли два враждующих суфета — Ганнон Великий и Суниат. политическая борьба привела обоих к предательству. Суниат списался с сицилийским тираном Дионисием и известил его, что Ганнон готовится неожиданно высадиться в Сицилии. Суниата казнили довольно болезненным способом, а Совет тридцати принял беспрецедентный закон: ни один финикиец не должен учиться ни писать, ни говорить по-гречески, дабы не сноситься с врагом.
Вскоре погиб насильственной смертью и мореплаватель Ганнон. Он вообще был со странностями и жаждал общего преклонения. Надменный Ганнон решил переступить поставленные смертному границы и распространить о себе славу по всему миру. Он накупил великое множество певчих птиц и держал их в темном помещении, обучая говорить одну фразу: "Ганнон — бог". Когда птицы освоили его «науку», он выпустил их в надежде, что слава о нем разнесется повсюду. Однако пленницы, получив свободу, вернулись к привычной жизни и запели привычные песни.