Практически невозможно найти в тогдашней цивилизованной Европе двора, где не читали бы вслух «Историю…» либо не спорили о ней. Король Артур стал модным героем, а спустя еще два десятка лет читатели смогли насладиться целым циклом романов, оттеснивших на задний план самого Карла Великого, героя более раннего цикла французских эпических сюжетов.
Произведение действительно оказалось любопытным в литературном отношении. Джефри, хоть и придал книге серьезный и научный характер, однако не ограничился сухим хроникерским упоминанием об Артуре. Он включил в предание целый роман: обстоятельства рождения короля, приход к власти, извлечение меча Эскалибура, женитьбу на Гвине- вере и ее измену и, наконец, последний путь короля на Авалон в 542 году от P. X.
Назвал также основных, впоследствии канонизированных, соратников Артура – Гавейна, Кэя, Бедивера, туда же втиснул множество дегендарных и сказочных элементов вместе с чародеем Мерлином. Не забыл и о магической доставке каменного круга Стоунхенджа из Ирландии на равнину Солсбери. Так Джефри Монмутский фактически заложил краеугольный камень под будущее здание легенды, и ему, бесспорно, принадлежит авторское право на нее. Более поздние авторы недалеко ушли от начертанной Джефри схемы.
Вклад же «Истории бриттских королей» в английскую литературу был поистине колоссальным. Можно смело утверждать, что не будь Джефри Монмутского, не было бы Чосера и елизаветинской драмы. А если б не было Чосера и елизаветинской драмы, то неизвестно вообще, как выглядела бы история английской литературы.
Что касается французов, уже имевших собственный эпос о Карле Великом и романы о деяниях его паладинов, то личность Артура как короля бриттов была им и скучна и непоэтична. Зато во Франции возник большой интерес к спутникам Артура, рыцарям Круглого стола, поскольку в те времена существовала мода на повести о деяниях одиноких путников и, разумеется, о любви. Идеалом и лейтмотивом песен и романов французских труверов были галантные куртуазные чувства, сердечные похождения бравых рыцарей и подвиги, совершаемые в честь и защиту прекрасных дам. Особым типом баллады и любовного романа стали британские романсы – о любовных шалостях рыцарей Круглого стола.
Период, о котором идет речь, – это время мощной экспансии артуровского мифа в Европу. Поэзия французских труверов была известна и популярна всюду, поскольку тогда старофранцузский язык был языком всей цивилизованной Европы, он использовался и был популярен в Британии задолго до вторжения Вильгельма Завоевателя. В битве под Гастингсом, например, англосаксонские и франко-норманнские рыцари взаимно оскорбляли друг друга по-французски.
Известнейший трувер Кретьен де Труа, придворный поэт Марии Шампанской, начал эксплуатировать столицу Артура Камелот исключительно как фон к первой сцене. Здесь начинались приключения, отсюда рыцари отправлялись в поход, король благословлял их и больше в повествовании не появлялся.
Более важную роль играли его соратники. Кретьен написал целый ряд рифмованных романов о благородных рыцарях, большинство из которых имеют аналоги в возникших в тот же период версиях валлийских романов и эпосов. Хотя, в общем-то, до сих пор неизвестно, кто у кого «списывал» – Кретьен у анонимных валлийцев или же наоборот. Но, как бы то ни было, корень был явно один и тот же – кельтская мифология. Песни кельтских бардов, исполнявшиеся в замках англо-норманнских рыцарей, переправлялись в континентальную Европу и становились там не менее популярными, чем в Англии.
А вот действительно оригинальным произведением, созданным Кретьеном, был роман «Ланселот, или Рыцарь на телеге» с учетом включения в схему легенды, важной для сюжета, – любви рыцаря к супруге Артура королеве Гвине- вере. Роман Кретьена воспевает известную и впоследствии канонизированную историю похищения королевы коварным князем Мелеагантом и освобождение ее героическим Ланселотом Озерным. Название романа оправдывается тем, что рыцарь, потеряв боевого коня, вынужден спешить на выручку королеве, воспользовавшись крестьянской телегой.
В те времена роман должен был невероятно возбуждать рыцарей и выжимать слезу у благородных читательниц, ведь для человека, посвященного в рыцари, езда на телеге была неслыханным позором. Кто-то из замка Мелеаганта, видя приближающегося Ланселота, воскликнул: «О, рыцарь на телеге! Вероятно, его вешать везут!» Книжный Ланселот мужественно перенес этот стыд, пожертвовав ради любимой дамы гордостью и рыцарской честью, потому что обожал горячо и искренне.
Нет слов, умел Кретьен возбудить аудиторию, проявляя тем самым лучшие качества великих бардов. В его исполнении Артуровские легенды впервые становятся литературой. Тематика и направленность отходят на второй план, главными становятся форма и манера повествования.