Тайны и герои Века

Но вдруг приходит всем офицерам приказ от генерала Корнилова выступить на Петроград с полком. Через полчаса второй приказ от Керенского, аннулирующий первый. Полк должен выступить против Корнилова. Иван Аркадьевич заявил, что по приказу Керенского он не желает выступать против заслуженного генерала Корнилова. Мы в полчаса собрались и уехали в Подольно, имение дяди. Больше никогда не пришлось вернуться в Царское Село. Вся обстановка пропала. Серебро, поднесенное Москвой дяде, образ святого Владимира, благословение митрополита Московского, папины серебряные блюда и много-много ценных старинных вещей вспоминать нечего. Были бы люди живы!

В Подольно нас застал вскоре большевистский переворот. Брожение среди мужиков началось постепенно. У дяди отношения до того времени с небольшой деревней, которая находилась за воротами сада, были отличные. Деревня была бедной: почва глинистая, каменистая, не давала хорошего урожая, и мужики работали главным образом на Подольно, где платили им хорошо. Когда главные кормильцы ушли на войну, дядя заменил их бабами, а раненых кормильцев посещал в лазаретах и одаривал. Брожение сказалось тем, что то кура пропадет, то яйца куда-то исчезнут из курятника. А потом начался мор на породистых коз, поросят. И вдруг как снег на голову приехала из Боровичей, отстоящих от Подольно в двух верстах, какая-то комиссия и увезла в Чрезвычайку города голубую гостиную, переднюю, дядин письменный стол и японский бильярд. Дом начал казаться опустошенным. А тут рано утром нагрянула соседняя деревня «из далеких», переписала весь скот, забрала с собой породистых гусей и свиней. Оставили одну корову и двух кур, т. к. после рождения девочки я была больна и им сделалось все-таки неловко ничего не оставить. Но когда тетя попросила прибавить еще двух кур, то мужик, описывающий каракулями инвентарь, ей грубо ответил: «Жирно будет». До самой своей смерти моя бедная свекровь не могла спокойно вспоминать этой дерзости, тем более что этот мужик по имени Оська считался озорником в деревне и горьким пьяницей. Дядя все-таки его жалел и брал работать в трезвые периоды, а бабе его тетя посылала вещи для детей и деньги, когда муж запивал и оставлял ее голодать. Оська был ранен на фронте, писал дяде слезливые письма из петербургского лазарета и получал посылки от него, как и другие односельчане.

Дядя летом уехал в Москву искать частной службы, а вскоре выписал и нас туда же. Поселились мы в семье бывшего помощника дяди по службе в Москве Андреева.

У Андреевых нам приготовили две комнаты, кухня была общей. Мадам Андреева очень неясно нам рассказывала, что дяде и моему мужу пришлось бежать на Украину и они исчезли из Москвы в несколько часов, сбрив себе усы и изменив как-то внешность. Захватили с собой и Андреева. Один еврей импресарио вез труппу актеров на ангажемент в Киев. Паспорт был общий. Он согласился взять дядю в качестве благородного отца, а мужа — декоратором в труппу. В качестве кого поехал Андреев, не помню. Этот импресарио не взял с дяди ни копейки в благодарность за какую-то большую услугу, оказанную ему в бытность дяди в Москве. Евреи — народ благодарный, этого от них не отнимешь.