Тайны и герои Века

Все то, что говорю я тебе в этих записках, разумеется, не ново. Каждый человек, проживший долгую жизнь, думает приблизительно то же. Наконец, по этим жгучим вопросам существует огромнейшая литература, но в том-то и дело, что жизнь человека с ее сложной борьбой за существование отнимает так много времени, что далеко не всякому и образованному человеку удается ознакомиться в течение жизни не только со всеми этими материалами, но хотя бы и с классическими трудами лучших умов человечества. Вот почему, не дерзая себя сравнивать с ними и не пытаясь выдать новых истин, я просто излагаю тебе, Сереженька, выводы моего семидесятишестилетнего опыта, размышления и наблюдения над жизнью.

Всю жизнь я считался человеком неглупым, образование я получил так называемое высшее, читал я немало, жил долго, и если при этих условиях я пришел к вышеописанным выводам, то и ты, мой мальчик, не придешь к иным, и посему не терзайся в бесплодных желаниях, а чаще заглядывай в правдивые записки твоего старого деда.

Теперь еще немного указаний чисто практичного свойства.

В моем воспитании была сделана огромная ошибка. Мои родители внушали мне с детства какое-то презрение к деньгам. Быть может, во времена крепостного права, каковое застал и я, такое отношение к деньгам имело свое основание. В самом деле, когда все твои жизненные потребности удовлетворялись по щучьему велению тут же немедленно сотнями людей, живущих и дышащих специально лишь для этого, то какую цену могли иметь деньги? Теперь я иногда говорю: господи, как дорожает хлеб, кило уже стоит франк и шестьдесят пять сантимов, а в детстве моем отец говорил приказчику: «Отправь-ка, Яков, сотню мешков муки андрихновским погорельцам». Итак, от хлеба и прочих предметов первой необходимости до тел и душ человеческих включительно — все являлось предметом мены, впрочем, мена эта производилась обычно натурой при редком участии денег. Могли ли при этих условиях деньги занять то исключительное положение, каковое они занимают ныне? Но времена изменились в корне, и деньги теперь почти все. Все человечество поняло силу их, и не с презрением, а с разумной бережливостью следует относиться к этой чудодейственной человеческой выдумке, не только способной наделить тебя всеми земными утехами, но и могущей подчинить тебе нередко сердца и души людей.

Теперь несколько слов о людях вообще. Я не пытаюсь классифицировать их по тем или иным признакам. Душа человеческая так многогранна, психика людей так пестра и причудлива, что пытаться установить какую-либо градацию их — бесплодный труд. Между тем существует единый общий душевный двигатель, присущий всем людям, и вот его-то, Сереженька, не следует упускать из виду. Двигатель этот — эгоизм.

Помни, мой друг, что эгоизм присущ без исключения всем. У одних он доходит до чудовищных и крайне несимпатичных размеров, у других таится в удобоизмельчимых пропорциях, но у всякого человека он является основной линией жизненного поведения: от добрых людей, ждущих себе награды в Царствии Небесном, до наглых циников, не скрывающих своих бренных расчетов включительно, тянется плеяда эгоистов различнейших оттенков. Не верь в бескорыстие и дружбу, они если и встречаются, то всегда постольку-поскольку. Несомненно, существует чувство безотчетной симпатии, порождающее иногда бескорыстную услужливость, но это анемичное чувство быстро стушевывается при первом же столкновении с полнокровным чувством эгоизма. Держась этого убеждения моего, ты редко впадешь в ошибку, а если и впадешь, то всякая ошибка принесет тебе не огорчение, а удовольствие…

Но вот звонят. Это вернулась твоя мама из театра. Сейчас напоит она меня горячим чаем, а там и я вытяну свое старое тело на мягкой кровати.

Спи, мой мальчик, ненаглядный, спи, мой Сереженька, Господь с тобою!

Силуэты будущего

Где солнце, багряным закатом пылая, Заходит за кручи уральских холмов, Там церковь воздвигнута в честь Николая — Страдальца и жертвы восставших рабов.

Старинные сосны, тот храм охраняя, Таинственно шепчут про страшную быль, Да тучи, холодные слезы роняя, Смывают с годами кровавую пыль.

1-й вариант

По тропам поросшим сквозь дебри лесные Паломник усталый плетется с клюкой. Котомка при шаге трет плечи худые, Ее оправляет он часто рукой.

Спешит он пробраться к намеченной цели. Идет он и в полдень, и в белую ночь. Усталость и дрема его одолели, Но, хмурясь сердито, он гонит их прочь.

И верит народ, что в грядущем с веками Отмолит он тяжкий родительский грех, Омоет священную землю слезами, Испросит у Бога прощенья для всех.

И бьет он поклоны, и ставит он свечи, Постится сугубо, обеты дает — И к месту святому, идя издалече, Копейки свои трудовые несет.

2-й вариант

Так шепотом воздух насыщен и полон, Он слышится всюду, то там, а то тут, И, каркая, вторит ему старый ворон — Свидетель случайный тех страшных минут.

Шепчут чуть слышно вершины угрюмые Про тяжкую правду минувших веков, Слушают молча их сосенки юные, Тесно прижавшись к корням стариков.

Старая истина

(Посв. О. И. К.)