Весенние вечера еще весьма прохладны. И было приятно ощущать себя снова в одежде, которую любила сама. Кто, подумала она, мог купить ей все эти красивые платья?
Она расчесала волосы, закрыла глаза и подумала: «Ты можешь потерять его, и на это есть причина, если не поговоришь с ним теперь, если не объяснишься с ним еще раз, если не постараешься побороть свой собственный инстинктивный страх перед словами и не подойдешь к нему».
Роуан отложила щетку. Майкл стоял в дверях. Она никогда не запиралась на замок. Не сделала это и теперь. Увидев на его лице спокойное, понимающее выражение, Роуан почувствовала огромное облегчение. И чуть не заплакала.
– Я люблю тебя, Майкл, – сказала она. – И готова прокричать это на весь мир. Я никогда не переставала любить тебя. Все дело в тщеславии и гордости, а молчание… молчание означало неудачу души при попытке вылечить и укрепить себя или, быть может, необходимое отступление, к которому стремится душа, как если бы она была неким эгоистичным организмом.
Он слушал внимательно, слегка хмурясь. Лицо оставалось спокойным, но уже не принимало выражения невинности, как прежде. Глаза, огромные и блестящие как всегда, смотрели жестко, и под ними залегли печальные тени.
– Не представляю, как мог бы обидеть тебя именно теперь, Роуан, – произнес он, – я в самом деле не могу, просто не могу.
– Майкл, но…
– Нет, позволь мне сказать. Я знаю, что с тобой случилось. Знаю, что он сделал. Поверь, знаю. Но я не имею права винить тебя, сердиться на тебя, обижать тебя так же. Не имею!
– Майкл, я все понимаю, – сказала она. – Не надо. Хватит, или ты заставишь меня плакать.
– Роуан, я его уничтожил. – Майкл понизил голос до шепота, как поступают многие, говоря о смерти. – Я уничтожил его, и это еще не все! Я… Я…
– Нет. Не говори ничего больше. Прости меня, Майкл, прости ради себя и ради меня. Прости меня.
Она наклонилась вперед и поцеловала его, намеренно лишив возможности вдохнуть, чтобы он не смог ничего сказать. И на этот раз, когда он сжал ее в объятиях, они были исполнены прежней нежности, былого драгоценного тепла и огромной заботы. Она снова ощутила себя защищенной – защищенной, как это было при их первом любовном свидании.
Должно быть, сейчас происходило нечто более прекрасное, чем просто возможность чувствовать себя в его объятиях, нечто более драгоценное, чем просто ощущение близости к нему. Но она не могла задумываться сейчас об этом – конечно, дело было не в волнении страсти. Оно тоже присутствовало – очевидно, чтобы радоваться и наслаждаться снова и снова. Но здесь было еще нечто такое, чего она не познала ни с одним другим существом на земле, – вот, видимо, в чем дело!
Наконец он оторвался от нее, взял ее руки и поцеловал их, после чего ослепил ее снова открытой мальчишеской улыбкой, точно такой же, какую, как она думала, ей больше не удастся увидеть. А потом подмигнул и сказал:
– Похоже, ты действительно любишь меня по-прежнему, малыш.
– Да, – отозвалась она, – очевидно. Я однажды поняла это, и так будет вечно. А сейчас давай выйдем из дома и пойдем под дуб. Я хочу немного побыть вблизи их – не знаю почему. Ты и я – мы единственные знаем о том, что они там вместе.
Они проскользнули вниз по задней лестнице, через кухню. Охранник возле бассейна просто кивнул им. В саду стемнело, когда они нашли железный стол. Она прильнула к Майклу, и он прижал ее к себе. «Да, это только сейчас, а потом ты снова возненавидишь меня, – подумала она. – Да, ты станешь презирать меня».
Она целовала его волосы, щеку, терлась лбом о его колючую бороду, ощущая ответное дыхание, глубокое и мощное – полной грудью.
«Ты станешь презирать меня, – думала она. – Но кто еще может найти тех, кто убил Эрона?»
Глава 5
Самолет приземлился в Эдинбургском аэропорту в одиннадцать часов вечера. Эш дремал, отвернувшись от окна. Он увидел свет фар приближающихся машин, черных, немецкого производства седанов, которые по узким дорогам доставят его и его маленькую свиту в Доннелейт. Такое путешествие можно было раньше совершить только верхом на лошади. Эш радовался предстоящей поездке – не потому, что любил опасные путешествия по горам, но потому, что хотел доехать до долины без задержки.
Современная жизнь всех превратила в нетерпеливых, спокойно подумал он. Сколько раз за свою долгую жизнь выезжал он в Доннелейт, чтобы посетить место своих самых трагических утрат и вновь перебрать в памяти события жизни? Иногда путь в Англию и оттуда на северо-запад Шотландии, в высокогорье, занимал у него несколько лет. В другие времена на это уходило несколько месяцев. Теперь совершение такого путешествия стало делом нескольких часов. И он радовался этому. Ибо приезды сюда никогда не были для него делом трудным или только целительным. Скорее, это были визиты к самому себе.
Теперь он ждал, пока молодая, но уже опытная помощница Лесли, летевшая с ним из Америки, принесет пальто и уберет одеяло и подушку.
– Хотели поспать, моя голубушка? – спросил он ее с мягкой укоризной.