Тайны и загадки мира. Книги 1-8

Всякий, кто не воспринимал это серьезно, считался глупцом.

Ибо, когда наступало время зачатия, хранители женщины должны были принять решение, что она способна к деторождению, а мужчины должны были дать разрешение определенному лицу совершить зачатие.

Всегда было известно, что дети похожи на родителей, что они вырастают мгновенно, обладая характером одного или другого из них, а иногда – обоих. И потому мужчины горячо выступали против тех, кто обладал жалкими физическими данными и тем не менее искал себе пару, хотя каждому давалось право вступить в такой брак, по крайней мере однажды.

Что же касается женщин, вопрос заключался в том, сознает ли та или иная из них, как трудно выносить ребенка. Она должна будет испытать боль, ее тело чрезвычайно ослабнет, возможна значительна потеря крови, женщина может даже умереть, после того как ребенок выйдет из нее, или скончаться позже.

Также считалось, что некоторые физические комбинации предпочтительнее других. По сути, такого рода обсуждения превращались в то, что сегодня мы могли бы назвать диспутами. Они никогда не приводили к кровопролитию, но бывали очень шумными, когда Талтосы в конце концов начинали кричать, а иногда и топать ногами… Талтосы стремились перекричать друг друга или побраниться, изливая на противника потоки яростных оскорблений, пока тот окончательно не выбивался из сил и не утрачивал способность думать.

И очень-очень редко появлялись на свет мужчины или женщины, признанные великолепными, абсолютно превосходящими остальных по форме тела, по красоте волос и лица, столь высокие и столь пропорционально сложенные, что совокупление с ним или с ней для рождения прекрасного ребенка считалось высокой честью. Вот откуда ведут свое начало наши соревнования и игры. Да, такого рода ритуалы со временем получили широкое распространение.

Но у меня об этом сохранились весьма болезненные и тяжелые воспоминания. И потому не хочу рассказывать об этом сейчас. Быть может, потому, что только в этих играх я однажды познал отчаяние. Кроме того, мы утратили эти ритуалы, когда перебрались в страну жестокой зимы. Нас постигло много истинного горя, с которым следовало сражаться.

Когда пара наконец получала разрешение…

Я помню, как однажды просил разрешения у двадцати различных людей, спорил и ждал много дней, когда все это закончится. Племя должно было собраться, образовать круг, а за ним другой, а потом третий, гораздо более удаленный, пока люди не поняли, что больше никакого удовольствия не будет, поскольку они больше ничего не увидят.

Барабаны гремели, и начинались танцы. Если была ночь, то зажигали факелы. А пары обнимались и затевали любовные игры между собой столь долго, сколь только могли, пока не наступал ответственный момент. Это был медленный праздник. Если он продолжался около часа, это было прелестно. Если он длился два часа, то достигал своей вершины. Многие не могли продолжать его более получаса. Как бы то ни было, наступал момент осуществления брачных отношений. Процесс мог продолжаться поразительный промежуток времени. Как долго? Я не могу сказать, не знаю. Думаю, дольше, чем люди или Талтосы, рожденные от людей, могут выдержать. Возможно, час, а возможно, и более.

Когда последняя пара отстранялась друг от друга, это происходило потому, что должен был родиться новый Талтос. На теле матери появлялась болезненная выпуклость. Отец пытался помочь вытащить неуклюжего, длинного ребенка из тела матери, согреть его своими руками и поднести к груди женщины.

Все подтягивались ближе, чтобы полюбоваться чудо-ребенком, длина которого достигала, возможно, от шестидесяти до девяноста сантиметров. Он был очень хрупким и отличался утонченным сложением, и его легко можно было сломать, если обращаться недостаточно осторожно. Он сразу же начинал удлиняться и расширяться. И в следующие пятнадцать минут или менее он мог достичь своего окончательного великолепного роста. Его волосы отрастали до полной длины, пальцы вытягивались, и нежные кости тела, такие гибкие и сильные, становились прочным скелетом. Голова вырастала в три раза по сравнению с размерами, которые имела при рождении.

Мать после этого оставалась неподвижной и погружалась в глубокий, но чуткий материнский сон. Но бывало и так, что дитя разговаривало с матерью, а она рассказывала ему что-то и пела, хотя всегда чувствовала себя как хмельная. Она формировала у малыша первые воспоминания, которые оставались в его памяти на всю жизнь.

И тем не менее мы помним не все.

Мы весьма склонны к забывчивости, и потому «сказать» для нас должно быть равнозначным «запомнить». Сказать – значит запомнить или запечатлеть. Рассказать – значит бороться против ужасающего одиночества забывчивости, отвратительного невежества и печали. Или так мы думаем.

Эти отпрыски, мальчики или девочки – а чаще это были девочки, вызывавшие у нас огромную радость, – значат для нас больше, чем просто рождение еще одного существа. Их появление свидетельствует о том, что жизнь племени благополучна и будет продолжаться.