К его удивлению, небесные сполохи стали еще более интенсивными, окрасив все окружающее в кроваво-красный пульсирующий цвет. Пятачок перед базой вместе с раскиданными по нему временными постройками и ангарами являл собой что-то таинственно-неземное. Маршалл сунул фонарь в карман. Ветер резко усилился, хлопая плохо закрепленным брезентом и раскачивая слабо натянутые веревки, но даже это не заглушало зловещие трески и стоны, которые — он мог поклясться — издавало само северное сияние.
Ему показалось странным кое-что еще, но он не сразу понял, что именно. Дуновение ветра, касавшееся его щек, было ласкающе-теплым, словно в зону федерального заповедника внезапно пришла весна. Маршалл медленно расстегнул парку, подумав, что на обратном пути стоит взглянуть на термометр.
Он шел среди сборных домиков, половина из которых была залита кроваво-красным светом, а другая — погружена в черноту. Неожиданно откуда-то, возможно со стороны небольшой группы служебных построек, донесся негромкий скрип.
Он остановился в красных сумерках. Кто-то тоже не спит, вместе с ним?
Все ученые, все киношники и таинственный новоприбывший Логан находились сейчас внутри базы. Исключение составляли лишь Дэвис, обитавшая в своем гигантском трейлере, и Каррадайн, водитель. Он посмотрел в сторону трейлера — тот был полностью темен, свет нигде не горел.
— Каррадайн? — тихо позвал он.
Скрип раздался снова.
Маршалл вернулся назад, выйдя из-за двух палаток с оборудованием к огромной туше грузовика Каррадайна. Он бросил взгляд на заднюю часть кабины, где располагалось спальное место. Окна и там тоже были темны.
Он немного постоял, напрягая слух. Слышался тоскливый вой ветра, в который вплетались низкое гудение энергостанции, мурлыканье резервного генератора, закрепленного на трейлере Дэвис, да время от времени зловещее бормотание северного сияния. Но — ничего больше.
Маршалл тряхнул головой, невольно улыбнувшись. Завтрашний день обещал стать, может быть, одним из самых незабываемых в его жизни… а его бросает в дрожь из-за какого-то дурного сна. Пожалуй, стоит дойти до ограждения, пройтись вдоль него и вернуться в лабораторию. Даже если и не удастся заняться чем-то полезным, по крайней мере, можно будет хоть попытаться. Расправив плечи, он шагнул вперед.
Где-то вновь что-то скрипнуло. На этот раз Маршалл понял, что звук доносится от хранилища.
Он медленно двинулся в ту сторону. Стальной куб стоял на отшибе; одну его стенку заливал неестественный свет, другие скрывал ночной мрак. Даже без фонаря Маршалл мог различить поблескивающую под ним воду — очевидно, автоматический процесс оттаивания шел полным ходом. Завтра этот огромный ящик вместе со своим содержимым станет гвоздем телевизионного шоу. Достав из кармана фонарь, Маршалл направил его на серебристое сооружение.
Снова послышался скрип, на этот раз совсем громкий. Вооруженный фонарем, Маршалл быстро определил, что его издает кусок доски, свободно висевший в трехфутовом пространстве под кубом.
Маршалл нахмурился. «Дрянная работа, — подумал он. — Кому-то достанется на орехи, прежде чем Конти начнет свой спектакль». Впрочем, может быть, половица отвалилась сама и искать виноватого не придется. Деревяшка слегка покачивалась прямо над грязной лужей талой воды…
Но все-таки что-то было не так. И внизу виднелась скорее не лужа, а целое озеро. Озеро, полное кусков грязного льда.
Подойдя ближе, он присел и посветил фонариком в воду, затем, нахмурившись, перевел луч на болтающийся кусок дерева, снова скрипнувший на ветру. Нижний его конец был расколот в щепки. Маршалл медленно повел лучом выше.
В деревянном полу зияла дыра — большая, круглая, с зазубренными краями. А проникший внутрь куба колеблющийся свет показал, что хранилище пусто.
16
Через полчаса база «Фир» уже была на ногах. Маршалл и все остальные ее обитатели сидели на древних складных стульях в оперативном центре на уровне «В», единственном помещении, способном вместить столько народа. Он окинул взглядом собравшихся. Некоторые, например Салли и Экберг, явно выглядели потрясенными, у других же был откровенно заспанный вид. Фортнем, главный оператор, сидел, наклонив голову и то сжимая, то разжимая огромные волосатые кулаки.
Все собрались по просьбе Вольфа, представителя телеканала. «Собственно, — подумал Маршалл, — звучало это скорей не как просьба, а как непреложный приказ».
Эмилио Конти, первым узнавший о произошедшем, поначалу казался просто раздавленным и долго не мог прийти в себя, однако теперь, наблюдая за режиссером, расхаживавшим перед неровным полукругом из сомкнутых стульев, Маршалл видел на его лице совсем другое выражение — неприкрытую ярость.