Тайны "Императрицы Марии"

Помимо этого, к осени 1916 года в России было уже неспокойно, в воздухе «пахло» грядущей революцией. Не понимать этого император не мог. Не мог он и не понимать, что в решающий момент возможного противостояния с мятежниками его главной опорой будут те, кто имеет в руках реальную военную власть, а именно — командующие фронтами и флотами. Прощение командующего Черноморским флотом в связи с гибелью «Императрицы Марии» позволяло рассчитывать на его преданность в возможной критической политической ситуации в стране. Если все обстояло именно так, то в Колчаке Николай II не ошибся. Командующий Черноморским флотом оказался практически единственным, кто отказался принять участие в интриге отречения императора в феврале 1917 года. Увы, Колчак находился слишком далеко от эпицентра борьбы за власть и его слово мало что могло изменить.

Снисходительное отношение Николая II к руководству флотом в связи с гибелью «Императрицы Марии», напряженность боевых будней и предреволюционная ситуация в стране сказались на результатах работы следственной комиссии. Какие претензии могли, к примеру, предъявить члены комиссии к Колчаку после следующей всепрощающей телеграммы Николая II: «Скорблю о тяжелой потере, но твердо уверен, что Вы и доблестный Черноморский флот мужественно перенесете это испытание. Николай».

Проведя все необходимые по закону действия (опросы свидетелей, документов и т. д.), члены комиссии сформулировали три основные версии случившегося и на этом с чистой совестью завершили свою работу. А спустя каких-то три месяца в стране до «Императрицы Марии» уже и вовсе никому не было никакого дела. Трагедия корабля померкла перед масштабом начавшейся всероссийской трагедии.

В дальнейшем на государственном уровне к расследованию трагедии «Императрицы Марии» тоже больше никто не возвращался. История «Императрицы Марии» считалась относящейся уже к событиям дней давно минувших. Лишь в одном случае его заинтересовались работники НКВД, да и то совершенно случайно, в ходе расследования совсем другого дела. Изучение обстоятельств трагедии 7 (20) октября 1916 года на Севастопольском рейде стало на долгие годы уделом ветеранов и историков флота, писателей и журналистов.

Нам остается только проанализировать все то, что известно на сегодня об обстоятельствах гибели черноморского линкора, чтобы попытаться докопаться до истины. Разумеется, что мы не будем останавливаться на бредовой версии некогда популярной, но от начала до конца высосанной из пальца повести Анатолия Рыбакова «Кортик», где рассказывается, что незадолго до взрыва линкор посетили августейшие особы, и в их числе — приближенные императрицы Александры Федоровны, якобы настроенной против России. И кто-то из гостей скрытно подложил в некое «уязвимое место корабля крохотную, но смертельно действующую бомбу».

Итак, проанализируем все три версии в том порядке, в каком их занесли в итоговый документ члены следственной комиссии в 1916 году.

ВЕРСИЯ ПЕРВАЯ. САМОВОЗГОРАНИЕ ПОРОХА

Итак, насколько реально то, что мог самовоспламениться артиллерийский порох на «Императрице Марии»?

Самым ярым сторонником этой версии был командующий Черноморским флотом вице-адмирал Колчак, который заявил, что причиной трагедии было саморазложение, а затем возгорание некачественного пороха Вопреки тому, что мощный линкор мешал как немцам, так и туркам и постоянно находился под прицелом их агентуры, возможность диверсии Колчак категорически отрицал, ссылаясь на аналогичные случаи меньшего масштаба в Англии, Италии и Германии.

4 ноября 1916 года Колчак представил свое «Мнение» по заключению комиссии. Там он указал на то, что современный порох все же не является совершенно безопасным в смысле механического на него воздействия. В погребе линкора «Севастополь», писал Колчак, однажды загорелся вопреки всем теориям именно такой полузаряд, какие хранились в крюйт-камере на «Марии», и взрыва удалось избежать лишь чудом В севастопольской лаборатории воспламенился подобный же полузаряд, когда его стали передвигать по столу. «В связи с этим, — писал Колчак, — возможен, хотя и маловероятен, несчастный случай, могущий произойти при какой-либо работе с полузарядами, которую мог выполнять спустившийся в погреб хозяин или дежурный комендор для измерения температуры».

Понять вице-адмирала Колчака в его приверженности к версии самовозгорания можно. Дело в том, что только такая трактовка снимала с командующего всю ответственность за все случившееся. И халатность со стороны личного состава корабля, и диверсия равным образом бросали тень на Колчака как на руководителя, который не смог обеспечить безопасность корабля.