Это уже становилось интересным. Одна планета, Венера, всеми признанная как неотъемлемая принадлежность андской культуры, совпадала по своим атрибутам с ее образами в Старом Свете, и это совпадение можно было еще как-то объяснить видом и орбитальным «поведением» планеты. Однако кроме того, оказалось, что, помимо длительное время игнорировавшегося списка планет, представленного анонимным хронистом, имелся еще один источник, который упоминал те же самые пять планетарных божеств и описывал три из них в терминах, весьма похожих на анонимного хрониста. Я полагал, что, как только я увяз в хранилище тайн, мне следовало заняться лучшей из них.
Я знал, что непросто составить беспристрастный список сравнительных характеристик между богами Нового и Старого Света: «Все боги огня, пожалуйста, постройтесь в шеренгу в колонке А; всякий считающий себя гермафродитом — в колонке Б» и так далее. Мне нужно было постичь логику составления списков подобных характеристик; то есть я должен был понять, каким образом всякая совокупность характеристик, приписываемых определенной планете, являлась неотъемлемой частью технического языка мифологии и какую точную астрономическую информацию такие характеристики должны были передавать. Если на этом более высоком уровне соответствия имелись сходства — в качестве интегральных элементов технического языка мифологии, то методологический риск, как я предчувствовал, мог оказаться оправданным потенциальным историческим выигрышем.
Я знал, что для продолжения мне было необходимо вернуться к «Мельнице Гамлета», единственному современному источнику, который попытался объяснить такие связи. Но на сей раз речь шла о ее подоплеке, о рассмотрении того, каким образом Сантильяна и Дехенд пришли к осознанию внутренней логики многочисленных характеристик бога-творца —
Однако прежде позвольте мне прояснить вопрос, который уже мог запутать читателя. Имя Виракочи — Тунапа, или «носитель мельницы» — предполагает, что он мог изображать Сатурн, но анонимный хронист утверждает, что кечуанское название планеты Сатурн — это
Отец времени — это образ Сатурна, сохранившийся до наших дней. Он — старый человек, согбенный бременем лет, бородатый, несущий посох. В своем устрашающем облике он — Мрачный Жнец, родоначальник неотвратимых законов времени. В своей ипостаси благодетеля, как сообщают нам мистические гимны, он — Прометей, самоотверженный носитель бесценного дара «огня», то есть творческой искры, которая позволяет человечеству выходить за пределы времени, благодаря посвященности в тайны его измерения. Следовательно, Сатурн — старый, старый бог, Царь Золотого Века, имевшего место еще до войн, до классов, до кодификации человеческих законов. Более поздние эпохи связаны уже с Юпитером/Зевсом, Царем, но «до царствования Зевса на этой сущей земле правил Кронос». Сатурн правит силой морального убеждения. Сатурн желает человечеству добра — он украл «огонь» во имя нас, но горе тому, кто нарушает нормы, Сатурн — прежде всего бог меры, тот, кто придает меры космосу; он остается «Звездой Закона и Справедливости» в Вавилоне, а также «Звездой Немезиды» в Египте, Правителем Потребности и Воздаяния — короче говоря, Императором».
Окружающий бога чувственный образ обозначает сущностную структуру научного наблюдения, выраженную подручными средствами. Взять, например, вопрос о том, как этот «огонь» пришел на землю. Было время, когда Царем являлся Сатурн. Это было в те времена, когда «пути» между небесами, землей и преисподней оставались открытыми. Это было то время, когда Млечный Путь стоял «на земле», то есть когда он всходил гелиакически в видимом контакте с горизонтом, одним потоком в весеннее равноденствие в Близнецах, другим — в осеннее равноденствие в Стрельце. Именно в Золотой Век, в Царствование Сатурна, колюр равноденствий — то есть большой круг, соединяющий точки равноденствия через полюсы, — и Млечный Путь были приблизительно одинаковы.